Гном, убей немца! - Руслан Ряфатевич Агишев

Я же, взбудораженный, продолжал следить за посадкой самолёта. И едва тот сел, как я уже несся на летное поле сломя голову.

— Ух ты!!! Са-мо-лет, — слово «самолет» я произносил с совершенным восхищением. — Считай, почти весь из железа. Что же за мастер его сделал? Может сами Подгорные Боги⁈

Вне себя от счастья я гладил идеально ровные крылья самолёта, пытался поцарапать его гвоздём, даже пробовал укусить (бес толку, только язык прикусил). Восхищался мастерством кузнеца, что подгонял железные листы самолётного брюха. Честное слово, счёт времени потерял.

Очнулся лишь тогда, когда брат начал меня за рукав дергать.

— Ну, Сань, пошли домой! Мамка заругает, что так долго молоко несем. Она кашу собиралась готовить. Пошли быстрей!

Услышав про кашу на молоке, я тут же оторвался от самолёта. Ведь, еда в этом мире были еще одной невероятной диковиной, который я мог часами восхищаться.

— … Паш, а конфеты сегодня будут? — вспомнив очень сладкие маленькие штучки, я тут же причмокнул, рот наполнился слюной. — Такие маленькие — Гусиные лапки?

— Вот ты какой быстрый! Ха-ха! — хохотнул Пашка, округлив глаза. — Ты губы-то закатай, Санька! Мамка конфеты только на праздники на стол ставит. Вчерась тебя выписали, вот она по три конфетки на брата и дала.

Я огорченно шмыгнул носом, поняв, что полюбившейся сладости сегодня больше не будет.

— Паш, а Паш, а ты мороженное пробовал? — по дороге домой я продолжал «пытать» брата по поводу других вкусностей, о которых слышал. — Помнишь, рассказывали?

— Я же тебе говорил, что пробовал! — отмахнулся от меня Пашка, явно уже злясь. Похоже, мои вопросы его достали. — Ванильное и шоколадное!

— Ва-ниль-ное, шо-ко-лад-ное, — я смаковал каждый слог этих незнакомых слов. — Вкусные, наверное…

— Вкусные, вкусные, не сомневайся. Если попробуешь один раз, то больше никогда этот вкус не забудешь… Слушай, Санек, спросить хотел, — Пашка вдруг повернулся ко мне. — А ты чего тогда в больнице заплакал, когда мамка тебе суп принесла?

Я нахохлился, ничего не ответив.

— Забыл что ли?

Я отвернулся и пошел быстрее. Сразу же пропало все желание разговаривать.

Конечно же, я помнил тот момент. Это суп в больнице мне вдруг напомнил вкус той самой похлебки, что один раз в год готовила моя мама. Весь наш род тогда собирался, чтобы поблагодарить Подгорных Богов за нашу жизнь, и жизнь наших близких. Очень большой праздник для Подгорного народа.

Только я ложку с супом положил в рот, как на меня тут же накатило. Сами собой лить слезы начали, захотелось обнять своих родных. Очень тяжко было.

Вот так первые дни и проходили.

* * *

п. Красный Яр

Дом Фёдора Архипова

К третьему дню я уже порядком освоился в своём новом доме. Вопросов стало гораздо меньше, об одном мне стало ясно и понятно, о другом сам догадывался.

Стал помогать по дому и огороду, мать все никак нарадоваться не могла. Гномье упорство и упрямство помогали доводить до конца все домашние задания. Там, где оба моих брата капризничали или старались улизнуть на улицу, я «впрягался» в работу без всяких слов.

Когда же я смастерил из подручных средств насос и провёл трубы для полива огорода, мать, и вовсе, при всех расцеловала. Теперь нужно было не на себе тяжеленные ведра с колодца таскать, а пользоваться насосом. Просто и легко.

Завтра я должен был вернуться в школу. Братья о ней все уже рассказали: и про книги-учебники, и про тетрадки, и про палочки-чертилки, и про одноклассником и все школьные дела.

Словом, я так вжился в человеческую личину, что уже начал забывать свою гномью суть. Однако сегодня за обедом случилось то, что напомнило об этом и полностью изменило мою жизнь.

— … Мальчики, ваш папка уже сел полдничать, и вы давайте за стол. — Прасковья, моя мама в этом мире, вышла во двор и махнула нам с братьями рукой. — Только прежде руки мыть!

Вскоре все наше семейство уже сидело за столом. Отец был во главе стола, мать — рядом с ним по правую руку, я, как старший сын, — по левую руку. Мои братья рядом со мной. Иерархия, сразу видно.

— Ну, мать, чем сегодня мужиков будешь кормить?

— Щи, а потом бульба с огурчиками…

Прасковья быстро поставила перед каждым по миске со щами, в центр стола — большое блюдо с нарезанной краюхой хлеба. Самый младший, Петька принёс деревянные ложки; первую отдал батька, вторую — матери, остальные своим братьям.

— Как, удались щи? — Прасковья замерла, глядя на мужа.

Тот одобрительно прогудел, и она тут же расцвела.

— Ошень вкушно, матушка! — забывшись, я прошамкал с забитым ртом. — Ошень вкусно, прямо ел бы и ел.

— Матушка? — удивилась мама такому обращению.

— Ошень вкушно, мама! — сразу же исправился я и широко улыбнулся. Мол, это вам все послышалось.

Дальше все молчали, слышался только стук ложек о тарелки, и довольное чавканье.

— Уф, хорошо! — наконец, поглаживая живот, Фёдор отвалился от стола. — Петька, а ну-ка, сгоняй в сени и принеси мою сумку.

Младший тут же сорвался с места и скрылся в дверях. Через мгновение он уже вернулся с сумкой в руках.

— Вот, батя.

— Так… Санька, подь сюды!

Я тоже не стал медлить, и сразу же подошёл к отцу, гадая, чтобы это могло быть.

— Мы тут с мужиками поговорили, и решили, что ты в шахте не сдрейфил, не стал к мамке под юбку проситься. Ты теперь настоящий рудокоп. Поэтому мужики попросили передать тебе нашу шахтёрскую лампу…

В руках у меня оказалась массивная шахтерская лампа с отполированной бронзовой решеткой и толстым стеклом. Такие лампы светило долго и довольно ярко, оттого и использовались в шахтах. Дорогая вещь, которую была не так просто достать.

— И вот еще…

Отец снова засунул руку в сумку и достал оттуда странного вида кирку, в которой я тут же узнал священное орудие из моего мира. Именно эта кирка уничтожила орочью волну и перенесла меня сюда.

— Твоя кирка, сынок. Держи, и больше не бросай. Настоящий шахтер всегда заботится о своём инструменте. Запомни, от твоего снаряжения зависит твоя жизнь.

С трудом сдерживая дрожь в теле, я схватился за