Егерь. Системный зверолов - Николай Скиба
Я хмурился и молчал, переваривая услышанное. Мой опыт подсказывал — что-то в этой истории категорически не складывалось. Слишком много нестыковок, слишком много странностей.
— Раненого отца утащил от медведицы, но не донёс до дома, так? — уточнил я, внимательно изучая лицо старосты.
— А как же, тащил пол дороги, — Ефим кивнул. — Тяжело было ему, кровь всю дорогу текла. Но не вышло…
Я нахмурился, мысленно прокручивая детали истории. Каждое слово анализировал, сопоставляя с тем, что знал о поведении диких зверей. Ну уж нет, этот пройдоха опять пытается меня провести. А учитывая, что я ему как кость в горле…
— И это твой разговор начистоту? Странно, — проговорил медленно, не сводя глаз с лица Ефима.
— Конечно, я пришёл рассказать тебе правду об отце! А что странно? — он насторожился, его трость замерла в воздухе.
Не такую правду я ожидал, ну да ладно — глупо было надеяться, что он сейчас возьмёт, и всё выложит. Так правду об отце, сумку передать, или найти доказательства нарушения закона? Да нет, ты просто пришёл удостовериться, что всё идёт по плану. Что ж, пожалуй, лучшего момента заставить тебя понервничать просто нет, старая змея.
— Медведица, у которой убили детёнышей, ведёт себя совсем не так, — объяснил я спокойно. — Она не остановится после одной стычки. Будет преследовать убийцу, пока не настигнет. И если она не знала наверняка, что отец мёртв, значит должна была прийти за ним. А возможно и за всей его семьёй.
Конечно, я бил наугад. Ведь после ситуации с волками не знал, каково истинное поведение магических зверей этого мира. Но не могло оно отличаться настолько! Нет, предположить я это могу, но пока не уверен в обратном — никогда не поверю в подобную чушь. Если медвежат убили на её глазах…
Лицо Ефима едва дрогнуло, но я заметил. Мышца на его щеке нервно дёрнулась.
— Что ты несёшь, мальчишка? — буркнул он, бросив взгляд на Григория.
— То и несу, что знаю, — ответил спокойно, чувствуя, как нарастает напряжение. — Медведица-мать — самый опасный противник в лесу. Если кто-то убил её детёнышей у неё на глазах и остался жив, она будет искать его по следу дни, недели, месяцы. У неё обоняние невероятное — она чует запах обидчика за километры. Будет выслеживать его двадцать, тридцать километров, пройдёт любые препятствия. Возможно даже придёт к дому, разнесёт всё вокруг, убьёт всех, кто носит похожий запах. Месть у неё в крови, этот инстинкт сильнее голода.
Знавал случаи, когда людям даже переезжать приходилось, от греха.
Я сделал паузу, наблюдая, как бледнеет лицо старосты.
— А наш дом цел, мама жива, я жив. А ведь у нас с отцом схожий запах, кровное родство — она могла бы и это учуять. И как так вышло, что не пришла мстить?
Да, случаи нападения на семью — достаточно редки, тут я слукавил. Но они были. Я знал несколько действительно страшных историй не понаслышке, от которых спину холодило. Бр-р-р, даже вспоминать не хочется.
Староста молчал, его пальцы крепче сжимали рукоять трости.
— Но самое главное… — продолжил я неумолимо. — Раненого отца тащил на себе, говоришь. А медведица что, просто отпустила? Они же не останавливаются… Особенно когда детёнышей убили — тут у них помешательство начинается. Шла бы по кровавому следу, по вашему запаху, пока не настигла бы. И не убила.
Григорий вдруг поднял брови, с нарастающим интересом глядя то на меня, то на старосту. Он хмыкнул.
— Охотникам бы навсегда из деревни уехать после такого, — продолжил я, вбивая последний гвоздь. — Как и сказал, семью убийцы будет искать, ведь такая опасность существует. Запах помнят годами. А мы остались спокойно жить. И ничего не случилось.
В воздухе повисла гнетущая тишина. Даже ветер стих, словно сама природа прислушивалась к нашему разговору. Ну и что ты скажешь на это, староста? Хех.
Мне было выгодно приструнить старика. Чтобы почувствовал себя неуверенно, выбить почву из-под ног. Слишком уж он делает упор на то, чтобы я не был Звероловом.
Ефим побледнел, а его глаза сузились до щёлочек.
Маска спала.
Дыхание его стало прерывистым, трость в руках задрожала.
— Ты что, парень, моё слово под сомнение ставишь? — прошипел он сквозь стиснутые зубы. — Смеешь обвинять меня во лжи?
— Я просто говорю, как звери себя ведут на самом деле, — ответил невозмутимо. — А твоя история с естественным поведением медведицы никак не сходится.
И снова воцарилось тяжёлое, давящее молчание. Григорий смотрел на старосту с откровенным любопытством. Его брови взлетели, а уголки губ чуть приподнялись, словно он пытался сдержаться улыбку.
— Да что ты понимаешь в медведях, сопляк! — внезапно взорвался Ефим, его лицо покраснело от ярости. — Твой отец тоже много «понимал» в зверях, хвастался своими знаниями, и где он теперь? Может, хватит умничать если ничего не знаешь? Несуразный бред рассказываешь! Понахватался каких-то сказочек!
Ефим внезапно рванулся ко мне. Его жилистые и цепкие руки схватили мои запястья с неожиданной силой.
— Вот, посмотри Григорий! — прохрипел он, его лицо исказилось. — Посмотри! Он проклят! Из него уже льётся речь человека с хворью Раскола!
Он выкрутил мои руки, выставляя татуировки на всеобщее обозрение. Его пальцы впились в мою кожу так сильно, что я стиснул зубы.
— Эй! — рявкнул и что есть мочи попытался вырваться. — Какого чёрта?
Вот же! Что за сила, ухватился, будто стальными щипцами.
— Смотри, Григорий! — Ефим тряс моими руками, словно демонстрируя товар на базаре. — Видишь? Ты видишь⁈
Я замер — а ведь староста уже посматривал на мои знаки когда-то. И что не так?
Григорий приблизился, его взгляд стал предельно внимательным.
Я тоже времени не терял и наконец-то смог детально рассмотреть метки обоих Звероловов. У Ефима татуировки были красными, как и у меня, но более простыми — прямые линии с редкими ответвлениями, без сложных переплетений. У Григория они оказались точь-в-точь такими же.
А мои… Мои были другими. Основа та же, но по краям вились тонкие спирали, почти незаметные глазу. Они переплетались между собой, образуя сложные узоры, похожие на живую вязь. Словно кто-то добавил к обычному рисунку ещё один слой — более сложный.
— Точно, как у отца, — прошептал Ефим. — Один в один. Проклятье Раскола!
— Да
