Товарищ «Чума» 11 - lanpirot
— Сюда. Я чувствую запах этой суки. Пусть слабый, но мы на верном пути.
Мы двинулись по левому туннелю. Через некоторое время он вывел нас в просторное круглое помещение. Здесь был гигантский колодец. Широкая каменная штольня уходила вниз, в невидимую глубину, откуда и дул леденящий ветер. Посередине колодца в воздухе висела, покачиваясь, массивная железная клеть, подвешенная на толстой ржавой цепи, уходящей в темноту под потолком. Внутри клети валялись разрозненные человеческие кости.
Белиал приблизился к краю колодца и заглянул вниз.
— Глубоко, — сообщил он через мгновение.
— Нам туда не нужно, — качнул головой упырь, заходя в очередной «коридор».
Коридор сделал резкий поворот и упёрся в небольшую лестницу, ведущую в никуда. Вернее, проход наверх был забит старой каменной кладкой, явно более поздней, чем сами катакомбы. И куда более грубой на вид.
Но оттуда, через многочисленные (но незаметные простому взгляду) щели и трещины в кладке, щекоча ноздри, пробивался новый букет запахов: старого вина, дубовых бочек, каких-то сушёные трав, и горько-сладковатый «лекарственный» аромат, который я не мог опознать.
Каин жестом велел замолчать и прислушался, приложив ухо к каменному препятствию. Тишина по «ту сторону» была абсолютной. Он мотнул головой, давая понять, что опасности нет и упёрся «горбом» в грубую кладку, согнув ноги. Затем с натугой и треском, который казался оглушительно громким после недавней тишины подземелья, выдавил несколько камней.
— Похоже, кладовая, — констатировал Каин, сунув в пролом голову. — Нам это подходит!
Он навалился руками на перекрытие, и еще несколько камней вывалились из негодной кладки, с шумом поскакав вниз по лестнице. Теперь пролом был достаточен, и мы по очереди протиснулись в обширное складское помещение, находящееся выше «этажом».
Пролом в полу этой кладовки, через который мы вышли, оказался расположен в самом грязном и пыльном углу, в который, похоже, давно не заходили. Иначе, в подземелье давным-давно кто-нибудь бы провалился — кладка уже была совершенно никакая.
Воздух в этом помещении был намного суше, чем в древнем тоннеле и наполнен мириадами терпких и резких ароматов. Я огляделся: массивные полки, заставленные всевозможными склянками, банками и мешочками-кулёчками, уходили ввысь, в темноту.
На столах лежали связки сушёных трав, свитки пергамента и странные металлические инструменты, напоминающие то ли хирургические, то ли пыточные. В углу стояли большие керамические сосуды, запечатанные воском, от которых исходил тот самый лекарственно-сладкий запах.
Мы разошлись по периметру. Я скользил взглядом по банкам с отвратительным содержимым: плавающие глаза, когти, странные заспиртованные органы, происхождение которых лучше было бы не угадывать. Белиал же, напротив, снова выглядел заинтересованным исследователем. Он взял с полки маленькую чёрную свечу, понюхал её и с лёгкой усмешкой положил на место.
— Некромантия… — прокомментировал он. — Милое увлечение. Не знал, что моя бывшая подопечная практиковала именно этот раздел чернокнижия.
Мы замерли, вглядываясь в призрачные очертания этого странного места. Воздух, густой и тяжелый, был коктейлем из пыли веков, травяной горечи и того самого сладковато-приторного запаха, от которого слезилось в горле.
— Некромантия… — повторил я его слова, и они повисли в тишине, обрастая новыми, пугающими смыслами. — Милое увлечение, говоришь? По-моему, тут пахнет чем-то похуже — связью с эмиссаром Хаоса, если ты не забыл!
Белиал лишь усмехнулся, проводя пальцем по пыльной столешнице и изучая получившийся узор.
— Забудешь тут…- Демон бросил взгляд на банку с мутной жидкостью, где плавало нечто, отдаленно напоминающее недоразвитый уродливый зародыш. — Я тоже хорош — слишком доверял этой стерве.
Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Эта комната была не винным погребом, и отнюдь не складом или кладовкой, забитой ненужным барахлом — она была самой настоящей магической лабораторией. Мастерской. Местом, где наша грёбаная ведьма творила нечто, от чего кровь стыла в жилах.
Конечно, она была ужасно отсталой и архаичной — с продвинутой алхимической лабораторией моего мертвого дедули и рядом не стояла. Но всё-таки это была лаброратория! Я огляделся повнимательнее, используя весь свой «инструментарий» от магического зрения, до зачатков предвидения.
Да, так и есть, повсюду — на стенах и потолке виднелось такое дикое количество охранных символов, что и представить себе трудно. Похоже, ведьма весьма дорожила своей лабораторией, раз вбухала в её магическую защиту целую прорву сил.
Пол и потолок просто переливались от обилия магических конструктов, а вот пол оказался совершенно незащищенным, словно ведьма про него совсем позабыла. Я еще раз пробежал глазами по каменному полу лаборатории. А ведь он везде, кроме нашего угла, представлял собой сплошной гранитный монолит. Да в этом углу камни были расположены так удачно, что тоже создавали видимость единой монолитной скалы, что на деле оказалось совсем не так.
Белиал подошел к одному из столов, заставленному хирургическими инструментами. Он взял длинный зонд с зазубренным наконечником, повертел его в руках и с легкой брезгливостью отставил в сторону.
Каин, тем временем, не обращал на нас внимания. Он, как гончая, вышедшая на след, методично и безмолвно двигался вдоль полок, его бледные пальцы скользили по краям сосудов, сметая вековую пыль. Он замер у большого керамического кувшина, запечатанного черным воском с оттиском в виде стилизованной «Звезды Хаоса», представляющий собой восемь стрел, расположенных радиально вокруг центра.
— Я так и знал… — тихо произнес он, и в его голосе впервые зазвучало нечто кроме привычной усталой ярости. Что-то вроде жадного предвкушения. — Этот «фиал» — её страховка! Вот почему она так легко отдала свою душу Рааву!
Упырь не стал церемониться. Его пальцы, твердые как сталь, впились в восковую печать и с хрустом сорвали её. Воздух над горлышком кувшина задрожал, и тот самый горько-сладкий запах ударил в нос с такой силой, что у меня закружилась голова. Он был густым, почти осязаемым, словно пыльца какого-то адского цветка.
Каин засунул руку внутрь и извлек нечто, от чего у меня кровь натурально застыла в жилах. Это было сердце. Маленькое, сморщенное, почерневшее, будто обугленнное, и оплетенное тончайшими серебряными нитями, образующими сложную узорчатую сетку.
Но самое жуткое было в том, что оно продолжало пульсировать. Медленно, лениво, с мерзким чавкающим звуком, словно крупная свиноматка пожирала помои из лохани. Каждый толчок сморщенного оргна заставлял серебряные нити слабо светиться тусклым светом. Сердце «жило», даже будучи отделено от организма-носителя.
— Что… что это? — выдохнул я, чувствуя, как по спине бегут мурашки.
