Эхо 13. Род Которого Нет. Том 3 - Арон Родович

или проглотить, считай, всё впустую. Значит, нужен не просто удар, а связка. Пробить губу, а следом — подсечка или бросок. Вынудить его полететь лицом вниз, чтобы капля гарантированно сорвалась и упала на камень. Удар — и сразу перевод. Руки у него пойдут к лицу, а значит, корпус останется открытым. В этот момент я заберу центр тяжести, проверну бедро, и вся его масса сама впечатает его лицом в пол.

Я ещё раз прокрутил всё в голове. Нога как упор. Бедро — пружина. Корпус — рычаг. Кулак идёт снизу, вглубь, с полной массой тела. Это не лёгкий удар, а пробой, чтобы разорвать мягкое мясо до сосуда. Дальше — движение без паузы: шаг в сторону, разворот корпуса, подсечка, и он летит вниз. Его голова встречает арену, а кровь остаётся там, где должна быть.

У меня семьдесят пять секунд боевого режима, но настоящих — пятьдесят пять, не больше. Дальше связки порвутся, мышцы треснут, и я проиграю. Значит, всё должно лечь в эту короткую схему. Одно дыхание, один план, один рывок.

Я усмехнулся про себя. Ольгу я терять не собираюсь. Она стала мне родной. Может, даже больше. И если ради неё нужно выбить чужие зубы о каменный пол — так тому и быть.

Я позволил Эхо снова загудеть по мышцам, медленно подняться по спине, плечам, в ноги и кулаки. Мир вокруг потяжелел, но в голове всё было ясно и прозрачно.

На обдумывание всего этого мне хватило одного мига. Одного вдоха. Двух ударов сердца.

— Ну что ж… продолжим, — выдохнул я и шагнул вперёд.

Первые секунды ушли на пробу. Мы двигались кругами, будто хищники, каждый ждал ошибки. Я бросил обманку в корпус, но он не клюнул — шаг назад, плечо прикрыл, голову не поднял. Упрямый.

Десятая секунда. Он держит дистанцию, руки готовы, взгляд цепкий. Я дёрнул корпусом, проверяя реакцию. В ответ — короткий удар в бок. Я успел закрыться, но почувствовал тяжесть. Не щадит.

Пятнадцатая. Внезапно — два быстрых удара в голову. Не через Эхо, чистая физика. Первый скользнул по щеке, второй прошёл рядом с виском. Я специально увёл голову, чтобы не поймать в нос, и пропустил по челюсти. Зубы зазвенели, во рту вкус металла. В зале — сдержанный вздох, будто десятки людей разом представили, что всё могло закончиться здесь. Но нет. Я стою. Щека горит, но крови нет.

Он усмехнулся. Я тоже. Слишком уж явно я читаю его движения. Если продолжу в том же духе — начнут шептаться. Будет выглядеть так, будто я не дерусь, а предсказываю. Представил себя в роли деревенской гадалки и невольно усмехнулся. Даже в бою мозг умудряется нести чушь.

Я отвечаю. Резкий шаг вперёд — и кулак в корпус. Он принимает, сгибается, но голову держит закрытой, словно приклеил руки к лицу. Правильно думает. Я бью ещё раз, ниже рёбер, чувствую, как он подался назад, но глаза всё те же — внимательные, сосредоточенные.

Двадцатая секунда. Я давлю, он отступает, и мы уже почти в клинче. Мелькает мысль: сбить, ухватить за плечо, бросить в партер. Там прижать, бить, пока не польётся кровь. Но отгоняю. На земле слишком велик шанс задеть нос или бровь — случайно. Тогда не я, а он окажется победителем. Нет, в этом бою нельзя рисковать.

Мы снова вырываемся друг из друга. Он идёт в корпус — я тоже. Удары обмениваются, как молоты. В живот, в бок, по рёбрам. Толпа тихо шумит, кто-то приглушённо охает, когда кулаки находят цель. Но лица мы бережём оба. Он не подставляется, и я тоже.

Тридцатая секунда. Он пробует колено — я ухожу, отвечаю хуком в печень. Он проглатывает, но сразу же бьёт плечом, отталкивая меня. Воздух из лёгких вышибает, но я остаюсь на ногах. Я тоже умею терпеть.

Сороковая. Я всё считаю. Осталось пятнадцать секунд. Эхо гудит в мышцах, связки ноют. Ещё чуть-чуть — и тело пойдёт в разнос. Он тоже чувствует. Дышит ртом, носом не может, и это играет против него. Но время утекает.

Я снова лезу в корпус, вгоняю кулак прямо в солнечное сплетение. Он принимает удар, сжимается, но голову опять бережёт, знает: именно она — мой трофей. Толпа вздыхает, когда его кулак пролетает рядом с моим носом — ещё миг, и всё могло бы закончиться.

Сорок пятая секунда. Всё сходится. Его нога пошла чуть дальше, чем надо, плечо просело. Щель. Маленькая, но достаточная. Я вижу её так же ясно, как предсказывают расклады старухи на картах. И усмехаюсь: ну вот и моя «гадалка».

Рывок. Опора в пол, кулак снизу-вверх. Прямо в губы, с полной массой. Хруст. Он дёргает руки к лицу, но поздно — кровь уже пошла.

Я не даю ему времени. Подхват, разворот, подсечка — и он падает. Выставляет руки, однако это не помогает. Я давлю его голову вниз всем телом. Лицо встречает арену, и алый след расцветает на камне.

Толпа вздыхает разом, но уже без ужаса — с восхищением. Девушки — все трое — не скрывают больше тревоги: их Эхо дрожит от облегчения.

Победа.

***

В лимузине было тихо. Водитель за перегородкой, и мы остались вчетвером. Ольга уселась прямо на колени, обнимала, целовала, прижималась щекой к груди и не думала сдерживаться. Милена и Злата сидели рядом — каждая в своей роли: одна сдержанно ровная, другая вся в полупрозрачной улыбке. Я не отбивался. Сил после боя просто не осталось. Пятьдесят четыре секунды — а тело будто отработало сутки.

И именно в этой усталости память сама выдала весь вечер.

После дуэли всё пошло по правилам. Подходили аристократы, протягивали визитки, говорили правильные слова: «достойно», «блестяще», «молодой, но уже уверенный». Я кивал, принимал. Отмечал только одно: взгляды представителей Тринадцати родов стали другими. Держали их дольше, пристальнее, чем раньше. Словно сами себе отмечали: не просто мальчишка с пустым гербом, а тот, кто сумел увести дуэль до сражения насмерть. Если бы дело шло до конца, я бы всё равно победил. Но я сделал то, что требовал этикет: не убил наследника.

Запомнился один граф — или барон, я даже не удержал в памяти, кто он там. Весь в золоте, будто боялся, что без него его сочтут бедным. На груди висели тяжёлые подвески, как у древних королей на барельефах моего прошлого мира. Представился, но я имя тут же выкинул из головы. Не стоило тратить память. Он