Господин Орлов - Redstone
Идеальный сценарий. Никаких подозрений, никаких вопросов о внезапно изменившемся характере. Все можно будет списать на травму и «чудесное исцеление».
Третья команда, уже для себя: «Диагностика и восстановление сосуда».
Я мысленно просканировал новое тело. Да, повреждения были критическими. Трещина в черепе, обширная гематома, давящая на мозг, и мелкие осколки кости, плавающие в этой кровавой каше. Чудо, что мальчик прожил хотя бы несколько часов. Для обычной медицины того времени — смертный приговор без вариантов. Для меня — досадная, но легко устранимая неисправность.
Четвертый, самый мощный поток сознания, я направил на магию. Мой внутренний резерв, привязанный к душе, а не к телу, был колоссален. Я ощутил его как бездонный океан спокойной силы. Из этого океана я зачерпнул тончайшие, как паутина, нити маны и направил их в поврежденную голову.
Начался процесс, который любой маг назвал бы ювелирной работой высшего пилотажа. Сначала телекинезом на молекулярном уровне я убрал сгустки запекшейся крови, расщепляя их и позволяя телу реабсорбировать без остатка. Мельчайшие костные осколки были аккуратно возвращены на свои места, словно частицы сложнейшей мозаики. Затем нити магии исцеления начали свою работу. Они окутали трещину в черепе, и костная ткань на глазах начала регенерировать, срастаясь без швов и рубцов. Кровеносные сосуды, порванные при ударе, сплетались заново, восстанавливая нормальное кровообращение в мозгу. Нервные клетки, поврежденные гипоксией и давлением, восстанавливались и активировались. Весь процесс занял не более трех минут, но для меня он был сродни медитации.
Однако я не остановился на простом ремонте. Это было бы неэффективно. Раз уж я здесь, в этом теле, нужно довести его до ума. Я начал комплексную оптимизацию. Кости по всему телу были укреплены — их кристаллическая решетка стала плотнее, прочнее, способной выдержать удар тарана. Мышцы и связки были пропитаны магией, увеличивая их эластичность и потенциальную силу в несколько раз. Я прочистил кровеносную систему, убрал зачатки холестериновых бляшек, которые появляются даже у детей при не самом здоровом питании аристократии. Улучшил работу сердца, легких, печени. Провел тонкую настройку эндокринной системы для оптимального гормонального фона в будущем. Немного изменил черты лица, убирая детскую припухлость и делая их более тонкими, аристократичными, симметричными. Цвет глаз стал чуть глубже, насыщеннее. Волосы — гуще и с более живым блеском.
Это было не просто исцеление. Это было создание совершенного человеческого организма на базе имеющегося материала. Теперь это тело могло без проблем выдерживать перегрузки, о которых пилоты и космонавты еще и не мечтали, обладало регенерацией, в разы превосходящей обычную, и иммунитетом, способным подавить любую известную болезнь этого мира. Внешне — все тот же двенадцатилетний мальчик, может, чуть посвежевший. Внутри — биологическая машина, готовая к великим свершениям.
Я едва успел завершить последние штрихи и вернуть своему лицу бледный и изможденный вид, как ручка двери повернулась. В комнату тихо вошла матушка, Анна Павловна, с заплаканными глазами, за ней — старшая сестра Татьяна и седовласый, представительный господин с саквояжем. Доктор.
Матушка подошла к кровати, ее рука дрожала, боясь дотронуться до моего лба. Татьяна замерла у двери, прижав руки к груди. Доктор сохранял профессиональное спокойствие, но в его глазах читалась усталость и сочувствие.
И в этот момент я открыл глаза.
Не как больной, с трудом фокусирующий взгляд, а ясно и осмысленно. Я посмотрел прямо на матушку.
— Мама? — голос был слаб, но чист. Это был голос Александра, я лишь скопировал тембр.
Анна Павловна вскрикнула и отшатнулась, словно увидела призрака. Затем бросилась ко мне, но была остановлена твердой рукой доктора.
— Анна Павловна, прошу вас, спокойствие! — произнес он властно, но не грубо. — Позвольте мне.
Татьяна ахнула, закрыв рот ладонью. Слезы брызнули из ее глаз.
Доктор подошел ближе, его удивление было почти осязаемым. Он взял мою руку, проверяя пульс. Его брови поползли на лоб.
— Невероятно… Пульс ровный, полный.
Он достал из саквояжа стетоскоп, приложил его к моей груди. Слушал долго, хмурясь. Затем посветил мне в глаза маленьким фонариком, наблюдая за реакцией зрачков.
— Александр, вы меня слышите? Как вы себя чувствуете?
— Голова… немного кружится, — солгал я, изображая слабость. — И пить хочется.
— Танечка, воды! Живо! — скомандовала матушка, и сестра, всхлипывая от радости, выбежала из комнаты.
Доктор продолжал осмотр. Он аккуратно, кончиками пальцев, ощупал мой затылок — то самое место, где еще десять минут назад была зияющая рана. Я не стал убирать внешнюю шишку и синяк, лишь исцелил все, что было под кожей.
— Боль есть? — спросил он, надавливая.
— Немного, — снова солгал я.
Доктор отошел от кровати, его лицо выражало крайнюю степень изумления и профессионального замешательства. Он посмотрел на Анну Павловну, которая ловила каждый его взгляд с затаенным дыханием.
— Сударыня… Я не знаю, как это объяснить с точки зрения науки, — произнес он медленно, подбирая слова. — Произошло… чудо. Иначе я это назвать не могу. Травма, которую получил юный Александр, была абсолютно несовместима с жизнью. Я был уверен, что… что конец наступит еще утром. Но сейчас я вижу перед собой пациента в полном сознании, с идеальными рефлексами и жизненными показателями. Это… это просто противоречит всему моему опыту.
Матушка зарыдала, но теперь это были слезы облегчения. Она опустилась на колени у кровати и принялась покрывать мою руку поцелуями, шепча молитвы. Вернувшаяся с водой Татьяна застыла, слушая доктора, и тоже расплакалась.
— Сашенька, мальчик мой, — доктор снова обратился ко мне, его голос стал мягче, исследовательский интерес боролся с человеческим участием. — Скажи, что ты помнишь? Что ты видел, когда был… без сознания?
Идеальный вопрос. Я заранее подготовил ответ.
— Я… я не знаю, — прошептал я, глядя в потолок. — Было темно. Совсем. Кромешная тьма. А вокруг… вокруг было много других огоньков. Далеких, тусклых, они плыли куда-то. А потом… потом я просто проснулся здесь. В своей кровати.
Я не соврал ни единым словом. Именно это я и видел в Реке Душ.
Лицо доктора вытянулось. Он задумчиво потер подбородок.
— Огоньки… тьма… Господи, неужели? Анна Павловна, то, что я сейчас скажу, может вас шокировать, но, судя по всему, ваш сын пережил то, что в медицине называют клинической смертью. Его сердце и дыхание останавливались, но каким-то непостижимым образом мозгу удалось избежать гибели, и жизненные функции восстановились.
Матушка в ужасе посмотрела на него:
— Клиническая смерть? Боже мой! Это… это не опасно для него теперь?
— Напротив! — доктор даже воодушевился. — Это редчайший феномен! Организм, переживший
