Когда-то я была злодейкой - Лора Лей
Госпожа Хобякофф стерпела и духоту, и перестук колес, и заигрывания с Мергеном проводницы и соседки по купе (ну на этом она смогла настоять! На купе, разумеется), и отнюдь не высокую санитарию в местах общего пользования…
Впрочем, проплывающие за окном пейзажи немного утишили её недовольство. После почти полувековой панорамы южноафриканской природы леса, поля, речушки, деревеньки, колодезные журавли, пасущиеся на зеленой травке колхозные коровы, селянки, продающие на полустанках горячую картошку, малосольные огурцы, воблу, пироги с рисом и яйцом, поездной чай с кусочками рафинада из стаканов в подстаканниках, стояние в тамбуре в ожидании очереди в туалет, игнор Мергеном абитуриентки Наташи из Саратова, покачивание вагона, способствующего засыпанию на узкой полке настраивали попаданку на лирический лад и вселяли уверенность в завтрашнем дне.
Перед поездкой она позвонила матери по межгороду, предупредила о приезде и желании предков отца передать гостинцы.
Светлана Ивановна, не слышавшая дочь пару лет (о чём теперь сожалела искренне), сразу предложила остановиться у них на Ленинском и ни в чём не нуждаться, пока идёт приём в вуз. Обрадованная новостями, она даже не поняла, что девушка приедет не одна!
Поэтому, когда Лиза и Мерген, на такси (на «31й Волге», за ТРИ рубля, Карл!), с коробками и чемоданами с сумкой (всё, что было у Хантера) возникли пред светлыми очами сводной родни, у Светланы Ивановны упала челюсть, а её муж тихонько кашлянул в кулак.
«Вы нас не ждали, а мы припёрлись» — пробрало на «хи-хи» Хмырову.
— Тётя Света, так и будешь держать ребят в дверях? — подала вдруг голос вышедшая в длинный коридор Ирина Давыдова. — Папа, отомри! Они же явно устали, им бы душ принять, поесть, потом поговорим. Эй, Лиза, заходите!
Группа пришла в движение: Светлана засуетилась, Иван Артемьевич забрал поклажу, Ирина потянула гостей в дальнюю комнату, приготовленную для Лизы (упс!), крикнула экономке Марусе, чтобы грела обед, выдала приехавшим по банному набору и отправила по ванным комнатам (ага, две их было, в разных концах приличной такой, по тем меркам, квартиры из двух бывших коммуналок).
Елизавета, абсолютно не смущаясь (чего она не видела?), прошествовала в ванную и с наслаждением приняла душ. А вот Мергену было не по себе…
«Дитя степей» растерялся, чуть не заблудился в генеральских хоромах с видом на шумный проспект, ему было неловко и от ситуации, и от собственного вида, и вообще… Недавно приобретённая уверенность таяла как мороженое.
— Хантер, приём! — Елизавета подошла к стоявшему у окна парню и …обняла его со спины. Не удержалась!
Тот напрягся, потом развернулся, взял девушку за руки и пробормотал:
— Лизка, я тут лишний! Давай, я на вокзал вернусь, а? Завтра встретимся, документы подадим, может, общагу или комнату где сниму…
— Хантер, ты квартиру видел? Да здесь роту солдат разместить можно! Ирка сказала, что мы с ней в одной комнате поживем, тебе ту отдадут, что для меня готовили. Поступим — сразу в общагу переедем, не волнуйся! Я с ними жить не буду! А месяц перетерпят, тем более, мы сидеть дома не станем, только спать будем приходить! Город посмотреть надо, Олимпиаду, если удастся! Успокойся, все хорошо! Пойдем, жрать охота! — Лизина уверенность передалась Мергену, он вздохнул, взял девушку за руку и пошел на встречу с ее новой родней. Фух!
* * *
На удивление, общение с внезапно свалившейся на головы Давыдовых парой провинциалов оказалось совершенно ненапряжным.
Лиза была спокойна, вежлива и внимательна, вела себя как воспитанная интеллигентная москвичка, а красивый рослый Мерген держался, хоть и чуть скованно, но очень достойно, рассуждал здраво, говорил чисто, был чрезвычайно начитан и умен, несомненно. Ну, а то, что они — пара, пришлось принять как данность.
Наличие же у обоих медалей и решимость поступить в МВТУ и «Тимирязевку», если и поразило, то скорее приятно, чем наоборот.
Да и в быту ребята показали себя хорошо: ничего не просили, благодарили, внимания не требовали, возвращались в оговоренное время, делились впечатлениями о прогулках и экзаменах (что оказалось простой формальностью) и сразу, как только оформились, съехали, как и обещали.
Светлана Ивановна чувствовала себя виноватой, глядя на скромно (если не плохо) одетую дочь и чужого юношу, прошлась по знакомым фарцовщикам и комиссионкам, накупила тряпок и со слезами уговорила молодежь принять подарки от имени себя и мужа.
Хантер было отказался, но Лиза не стала ломаться, тем более, что точно знала: в Москве иначе нельзя — сожрут. Да и зачем отказываться, чай, не последний х… без соли доедают родственнички, грубо говоря!
Так новоявленные студенты обзавелись джинсами и джинсовками «Левис» (как они сидели на Мергене, ммм!), кроссовками «Рибок» и кедами «Конверс», батниками и ветровками-бомберами, парой спортивных костюмов с олимпийской символикой СССР.
Лизе ещё досталось платье «сафари» и легкие югославские босоножки, Мергену — серые «слаксы» и полосатая светлая офисная рубашка с мягким пуловером.
Возвращенка получила от сводной сестры косметику «Пупа» (ярко-красные такие тюбики), горсть бижу «Яблонекс», весьма приличную, хоть и ношенную, сумку «Гермес» и этакую этно-индийскую рыжую кожаную суму-котомку на длинных ручках. Мергену генерал презентовал походный армейский рюкзак (здоровенный и вместительный).
— Лизка, это же бешеных денег стоит! Я не могу... — ныл, собирая рюкзак, Мерген.
— Отставить разговорчики! Дают — бери, а бьют — беги! — скомандовала Лиза. — У нас будет возможность в будущем отработать, не сомневайся. И вообще, делая благо другим, человек зарабатывает плюсики себе в карму, не надо ему мешать, просто прими и скажи «спасибо».
На том и порешили. Молодые люди собрались, попрощались и разъехались по разным концам Москвы в общаги. Их ждал новый этап — студенчество.
* * *
Кстати, все годы студенчества гостеприимством Лизиной родни они действительно не злоупотребляли, хотя Давыдовы настойчиво приглашали на праздники, да и в обычные выходные. Приезжали не чаще раза в месяц, а то и реже, больше подобные дорогих подарков не принимали (хотя позже Лиза несколько раз занимала у матери деньги на важные покупки с обязательной отдачей — принципиально!), но вот от тёплых финских курток и зимних ботинок на следующий год не отказались.
Отдаривалась Лиза регулярно гостинцами от Хмыровых, иногда — своими консервациями, чаще — рукоделием: вязаными гамашами и носками из присылаемой бабушкой деревенской шерсти, варежками, кружевными салфетками под чайную пару и обвязанной крючком льняной скатертью на стол, позже с гордостью демонстрированной матерью гостям дома, шапками и шарфами, до которых была охоча Ирина, жилетами и
