Вы призвали революцию - Фелинидский комиссар

— Так а как же… это ж королевские-то мытари. Как же ты с ними сладишь-то, Герман? — схватилась за грудь мать.

— О, не переживай, ма. Не переживай. И не с такими справлялись. Лучше давайте о вас поговорим дальше — как торговля идёт? А о деньгах не думайте, разберёмся.

Кажется, дела не планируют отпускать. Пусть мне и сказали, что я временно отстранён от службы, но подобную наглость — обворовывание солдат королевства, а ведь наверняка ублюдки не только моих стариков надули, сносить не намереваюсь. Терпение у меня как верёвка на виселице — очень короткое.

Глава 12

— Во имя всего сущего, Герман, вы что, не знаете смысла фразы «временно отстранён»?

Я поднял хмурый взгляд на Крузеракса. Дракон опёрся левой ладонью о мой стол и, повернувшись боком, наблюдал за редкой вереницей бывших писарей управления армейской казны, удерживаемых с двух сторон солдатами, ведущих их на улицу. Находись мы в хребте, далеко от столицы, и их бы вздёрнули прямо у дверей конторы, но здесь немного другие правила — разбирательство, суд и прочее. Благо что хоть за первым, хоть за вторым дело не встанет — казнокрады были достаточно умны, чтобы дурить доверчивых родственников солдат и командиров, но недостаточно для умелого сокрытия своих махинаций от поднаторевшего за последние полгода в подобных делах меня.

— Знаю. А ещё я знаю, что если гниль не выжечь сразу же на корню, то всё станет гораздо хуже. А что вы здесь делаете?

— Видите ли, Герман, я внезапно вспомнил, что такая вещь как деньги это не просто строчки на пергаменте, которые нужно друг с другом складывать или вычитать, а вполне себе существующая вещь, на которую, внезапно, можно обменивать другие существующие вещи. Или услуги… некоторые… Так что пришлось изменить свой путь и наведаться сюда. Всё же до нынешнего момента как-то не приходилось часто о подобном задумываться — когда ты дракон, сидящий в глуши, то отвыкаешь от обычаев прочих рас.

- Вот, — выстраиваю башенку из золотых монет, — ваше довольствие за… полгода.

— Мне кажется, Герман, что мы с вами вместе работали большее время.

— Мне кажется, что есть такая вещь, как штраф за ненадлежащее исполнение обязанностей.

— Помилуйте, Герман…

— Я даже не буду упоминать о столь очевидном проступке, как пререкания с командованием.

— Ха-а-а-а-а… — он просто сгрёб монеты себе в карманы.

В душе поселилось чувство злобной удовлетворённости. Наконец-то получилось хоть немного прижать хвост наглецу.

— Вы пользуетесь своим положением, Герман.

— Разумеется, как же иначе? Это часть моих обязанностей, в конце концов — оценивать и награждать или же наказывать прочих.

— Но не следует делать это со столь удовлетворённым местью видом — вы похожи на мелкого воришку, подложившего лоточнику, что не дал себя обобрать, навоза в обувь.

— Кажется, вы говорили, что имеете планы? Почему бы не приступить к их исполнению? — стараюсь удержать дёргающееся веко.

— О, спасибо, что напомнили, Герман, а то я совсем с вами заговорился, — Крузеракс взмахнул руками, — будьте здоровы.

И он покинул здание конторы. Стоит ли оскорбляться на то, что меня в очередной раз провёл… сколько ему там? Сотни лет? Тысячи? В общем, крайне древний и столь же раздражающий дракон?

Тем временем всех писарей, участвовавших в обмане, вывели на улицу. Несколько дней управление армейской казной будет полностью неспособно работать, но найдутся новые работники, и если они не последуют примеру предыдущих, то всё вернётся в обычное русло.

Кивнув приказчику, выделенному для сбора доказательств вины, встаю из-за стола и направляюсь к выходу, не забыв прихватить свои деньги. Работа моя здесь была окончена — пришёл, положил всех лицом в пол, затребовал разбирательство, быстро нашёл зацепки и теперь могу идти заниматься своими делами.

И вновь я на центральной площади столицы стою, не зная чем себя занять. С родителями и братом увиделся — Ульрих пришёл почти под самую ночь, но это не помешало нам проговорить несколько часов над наколдованной мной люминой. Младшему были очень интересны подробности похода, и слушал он меня с раскрытым ртом. Я в особо… неблагозвучные детали не погружался, в основном рассказывая о придуманных нами хитростями и особенностях горных народов. Ну и про эльфов тоже, разумеется. Не особо богатое на расовое разнообразие королевство, если не считать полуоборотней, не позволяло своему народу иметь хоть примерное представление о прочих нелюдях. Так что описание длинноухих всего лишь как более высоких и тонкокостных людей вызвало у Ульриха вздох разочарования. Даже не знаю, в какую из баек он раньше верил — в ту, где эльфы четырёхметровые великаны, или где у них лошадиные тела и куриные головы.

— Добрый люд столицы! Не пропустите последние новости! Конклав Церкви созывается уже завтра, чтобы принять судьбоносное решение! — у трибуны во всю мощь своего тонкого голоса вопил мальчишка-полуоборотень. — Всего пять медных, и вы будете в курсе всех событий не только нашего славного города, но и всего королевства!

А почему бы и нет? Как раз есть свободное время, чтобы разузнать о том, что происходит в стране. Героев я не смел отвлекать от дел своими вопросами, но как-то погрузиться в обстановку необходимо, так почему бы и не таким образом?

— Вот медяки, рассказывай, — протягиваю монетки мальчишке-зайцу.

— Э?! Чего, добрый товарищ, рассказывать? — с испугом посмотрел он на меня.

— Ну как? Новости. Ты же только что про это вопил, нет?

— А-а-а-а-а, так вы про га-зе-ту. Вот, держите, — мелкий полуоборотень порылся в ящике, стоя́щем у его ног, и достал из него стопку пергаментов.

— Это что… такое?

— Так это, добрый товарищ, га-зе-та, — мальчишка с гордостью проговорил каждый слог непонятного слова.

— Я и в первый раз тебя услышал. Вот только смысл по-прежнему неясен.

— Так смотрите же, — он повернул к моему лицу пергамент, исписанный мелкими буквами, — тут про всё можно прочесть. И про Конклав, и про Южный поход, и про ельфов. Всё, что хотите знать.

— И… пять медяков? За пергамент? — я смерил пацана подозрительным взглядом.

— Ну… да? — он боязливо пожал плечами и прижал к голове длинные уши.

— Так, я же уже заплатил? Давай сюда.

Полуоборотень чуть трясущейся рукой протянул мне тоненькую стопку пергаментных листов. Беру их и, отсоединив один,