Иероглиф судьбы или нежная попа комсомолки. Часть 2 (СИ) - Хренов Алексей

— Вот, молодец, — улыбаясь, Лёха похлопал кладовщика по плечу. — Работа даже абизьяна делает человеком.

Услышав рев мотора очередного истребителя, он снова наклонился и бабахнул холостым прямо над складским ухом — для закрепления материала и поддержания дисциплины. Человек вздрогнул так, что все кости в нём словно перегруппировались. Лёха по доброму улыбнулся, убрал оружие в кобуру и вкрадчиво добавил:

— Ты не вздумай лениться, а то придётся с тобой ещё и строевой подготовкой позаниматься!

Прекрасные воспоминания промчались в Лёхином сознании одним мгновением.

Жигарев взял газету и листочек к какими-то каракулями со стола:

— Буров, между прочим, уже вторую неделю с этим Ваном ночует на этом сраном кислородном заводе! Прежние китайцы разбежались кто куда, половину новых только набрали, остальные — боятся туда идти!

— А чего бояться-то? — искренне удивился Лёха. — Всё ведь работает, фильтры прочистили, колонну залатали, аммиак залили, даже мыши там теперь дышат чистейшим кислородом.

— Вот именно, — усмехнулся буркнув Жигарев. — Скандал изрядный вышел. Ты газеты-то читал? — он поднял перед ним свежий номер местной «Ханькоу Дэйли» с пёстрящую иероглифами и заголовком, что кричал на всю первую полосу. — Вот, смотри, меня переводчицы сегодня осчастливили!

— О! Можно поздравить⁈ Кого ждёте, мальчика или девочку? — мелькнуло у Лёхи, но он благоразумно промолчал, только уголок рта дёрнулся.

Жигарев, не замечая, уже зачитывал с поддельным пафосом:

— «Вчера китайская полиция предотвратила крупный акт саботажа на кислородной станции, принадлежащей бельгийскому промышленнику. Неопознанные японские агенты напали на частную собственность иностранного предпринимателя, причинив огромный ущерб оборудованию. Лишь благодаря самоотверженным действиям полиции удалось обезвредить банду японских наймитов, пытавшихся отравить население Китая. Поставка вредного кислорода ликвидирована. Вся банда задержана и предстала перед судом. Три человека приведёны в исполнение».

— Знаешь, чего мне стоило, что бы этих агентов не опознали⁈ — Павел Фёдорович булькал, как самовар под парами.

Лёха моргнул, переваривая.

— Они что, бельгийцу голову отрубили⁈ — ошарашенно спросил он.

— Да если бы! Хотя может и порядка побольше бы стало. — фыркнул Жигарев. — Бельгийца отпустили, и он уже, плюясь и матерясь, укатил в Гонконг. А вот трём его охранникам, похоже, сделали харакири без их участия.

— А я говорил, диверсия была. Кислород отравленный, враги специально поставляли! — Тимофей поучаствовал в разговоре.

— Так двоих ещё на складе пристрелили…

— Да, и третьего тоже моментом отправили следом. Видимо, что бы не разговаривал.

Лёха тихо выдохнул.

Все как всегда. Стрелочников нашли, виновных назначили, непричастных наказали, виноватых — наградили.

— Зато теперь кислородом можно дышать! — произнес он после паузы.

— Вот ты и проверишь, — отрезал Жигарев. — Смотри, есть вот какое задание…

Конец мая 1938 года. Аэродром около Ханькоу.

Валентин Андреевич, помпотех аэродрома в Ханькоу, медленно обходил самолет Хренова, щурясь от солнечных бликов на искореженном металле, и считал вслух:

— Сто семьдесят… сто восемьдесят три… Да Хренов, я даже не знаю, что тебе сказать! Как это дуршлаг вообще долетел?

Он остановился у корня крыла и тронул пальцем вздутый участок обшивки — металл шел пузырями, будто от ожога.

— Это вот что за цирк? — обратился он к собравшимся вокруг.

Лёха пожал плечами:

— Стрелок — сказал на левом борту хлопнуло, огонь был — но, видимо, не успел разгореться.

Осмотр показал, что пуля угодила прямо в заливную горловину. Крышка держалась на одной петле, перекошенная и оплавленная, пружинную защёлку сорвало напрочь — старая, видно, давно просилась на замену. Вокруг — копоть и след от короткой вспышки, будто кто-то чиркнул спичкой над бензином. Пары вспыхнули, но не успели разгореться: давление рвануло вверх, крышку вывернуло, и всё выдуло наружу, прежде чем пламя добралось до топлива. Бак остался цел, только алюминий вспучился и потемнел, а рядом на обшивке проступила тёплая радуга металла, пережившего секунду ада.

— Повезло, — хмуро констатировал Буров. — Если бы не сорвало крышку, рванул бы ты, как консервная банка.

Он постучал по вмятине и покачал головой:

— Да, Лёша! Тебе даже дохлая крышка помогает! У меня всё руки не доходили поменять пружинные стопоры — даже со склада выписали! А новая бы выдержала — и рвануло бы всё к чёртовой матери! Баки тут же без защиты: ни протектора, как вон у американцев, — он махнул в сторону стоящих в отдалении «Боингов», — ни углекислоты, даже теплоизоляции толком нет. Один шанс на сто, что не вспыхнет — вот тебе этот один шанс и попался.

Лёха усмехнулся:

— Значит, у меня умный бак. Сам понял, что рано гореть.

А всего-то — Лёха слетал на разведку вдоль долины Янцзы, в поисках переправы японцев ниже по течению, в районе Аньцина.

Японцы перли, как наскипидаренные, от Уху к Аньцину, прокладывая дорогу по разбитым колеям и разграбленным деревням. С воздуха их движение выглядело как черная змея, извивающаяся вдоль реки: грузовики, повозки, люди, броневики, обозы — всё вперемешку.

В последнее время японцы летали мало, будто экономили бензин или собирали силы перед чем-то крупным. Воздух был тихим и непривычно мирным.

И надо же было такому случиться — именно в тот день, когда тишь казалась подозрительно сладкой, развернувшись над рекой и уже на обратном пути Лёха заметил блеск на солнце — не один, не два, а целую стайку.

Лёха привычно опустил нос и плавно добавил газ двигателям, чувствуя, как тяжёлый самолёт, словно морской зверь, оживает под ним и послушно идёт на разгон. Воздух за кабиной начал дрожать, крылья чуть вибрировали, и он мягко дал штурвал влево, пытаясь обойти группу быстро приближающихся точек на встречном курсе.

Однако те уже заметили его. Стая японских истребителей разом рванула вперёд, расплескавшись по небу, словно пираньи при запахе свежего мяса. Через несколько десятков секунд они зашли справа сверху.

— Командир, какие-то новые, шустрые больно! — прорезался в шлемофоне стрелок.

Первые трассеры мелькнули сбоку, потом сверху, и началось то, что потом Лёха вспоминал обрывками — как в дурном сне. Самолёт мотало, моторы визжали на высоких нотах, стрелок за спиной и штурман впереди палили без остановки. Он крутился, выписывал совершенно немыслимые фигуры, виражил, сваливался, выравнивался, снова падал, поднимая самолёт рывком. И под конец даже крутанулся через крыло, совсем как истребитель, войдя в пикирование и уходя от назойливого преследователя.

Пулемёт стрелка долбил почти без передышки, короткими и злыми очередями, будто лаял. Из передней кабины Хватов тоже периодически добавлял свою лепту в эту какафонию, стараясь отбить заходы японцев, — воздух перед машиной мигал огненными нитями.

Наконец, где-то сбоку очереди стрелка соединились с японским истребителем, и один из японцев, потянул за собой длинный чёрный хвост, снижаясь к земле. Остальные, сделав ещё пару безрезультатных атак, в конце концов отвалили, как голодные осы, потерявшие запах добычи.

Лёха выровнял машину, проверил обороты и впервые за эти минуты выдохнул. Самолёт, избитый, прожжённый, но живой, шёл ровно. В кабине пахло гарью и порохом.

Во время посадки самолёт неожиданно потянуло вправо. Хренов дожал педаль, пытался выровнять, но машину закрутило — тяжело, со скрипом шасси и запахом жжёной резины. СБ развернулся почти кругом, зацепив крылом пыль и остановился боком к полосе. Покрышка правого колеса разошлась клочьями, дымок тянулся от перегретых тормозов.

— Ну, командир! Я даже в парке Горького в Москве так на аттракционах не катался! — проявился прерывающийся голос Хватова.

К самолёту уже бежали техники.

— Цел? — первым делом спросили они Хватова, высунувшегося из верхнего люка.

— Как видите! — ответил тот, пытаясь улыбнуться, но улыбка вышла натянутой — видно было, что внутренние органы у него всё ещё не успели вернуться из-под сиденья.