Тьма. Том 7 - Лео Сухов

— Верно, Фёдор Андреевич, всё верно… — покивав, согласился Теневольский.
— Прошу, присаживайтесь. Чай, сахар, сливки, сладкое! — обвела столик рукой Авелина, первой усаживаясь на стул.
В мою жену в детстве настолько прочно вдолбили этикет, что ещё пару недель назад она не разрешала себе сесть, пока я, её муж и глава рода, стою. Каких сил мне стоило уговорить её вести себя более… Разнузданно, пожалуй?
В общем, даже вспоминать не хочется. Меня-то когда-то учили, что это я не должен сидеть, пока женщина стоит. Однако это всё, конечно, лирика…
— Спасибо! — поблагодарил гость, усаживаясь на стул.
— Так давайте вернёмся к важному вопросу… Кто вы, Антон Михайлович? — прямо спросил я.
— О! Прошу прощения! — спохватился гость и, привстав, представился уже в третий раз. — Теневольский Антон Михайлович. Занимаю пост главного редактора издательства «Ишимский вестник».
На миг он застыл в вежливом кивке головы, а я задумался…
Интересно, стоит ли вынести Теневольским отремонтированное окно… Или, может, просто спустить его с лестницы? Заодно и свежий ремонт уберегу…
Однако я быстро взял себя в руки. И кивнул в ответ, ответив подчёркнуто вежливо:
— И всё-таки рады приветствовать вас, Антон Михайлович… Да вы садитесь-садитесь…
— Спасибо, что согласились меня принять. Я без приглашения… Да и не смог заранее вас предупредить!.. — пожаловался Теневольский. — Два раза направлял мальчишку с посланием, но тот оба раза не прорвался через стройку. И отдельное спасибо, что ещё не выкинули меня вон.
С этими словами он поднял взгляд на меня. И я понял, что не ошибся. Непростой человек этот главный редактор «Ишимского вестника», ох непростой… Как минимум, действительно очень умный.
— У нас возникли некоторые разногласия… — продолжил он.
— Это вы мягко сказали! — усмехнулся я, придвигая к Теневольскому чайные наборы.
— Да, пожалуй, я слегка приуменьшаю… — не стал спорить мой гость, взявшись сам наливать себе чай. — Однако смею надеяться, что после разговора вы смените гнев на милость, ваши благородия… Хотя, увы, я всё-таки виноват перед вами. Как главный редактор я несу ответственность за то, что выпускает наше издательство. И пусть та заметка стала неожиданностью и для меня, но это не снимает с меня вины.
Посмотрев ему в глаза, я не нашёл в них ни капли лжи.
И поверил. И в то, что он действительно не знал, что в заметке будет написано. И в то, что собирался решить вопрос — вероятно, даже нашёл какое-то приемлемое решение.
Вот только моя чуйка всё не унималась. Я ощущал смутную тревогу. И никак не мог определить причину.
— И что же вы предлагаете? — явно на тон холоднее, чем в начале знакомства, уточнила Авелина.
— О!.. Я бы, наверно, предложил выпустить извинения и опровержения. Только, боюсь, спустя столько времени они уже не нужны… — искренне вздохнул Теневольский. — Да и не читает их никто… Так, разве что один из десяти человек.
— А что вам помешало сразу их выпустить? — уточнил я.
— Вы удивитесь, Фёдор Андреевич, но меня провели собственные сотрудники… — расстроенно вздохнул Теневольский. — А точнее, некоторые из них… Но давайте я лучше расскажу по порядку, как дело было.
— Конечно… — я кивнул.
— В тот день на главном развороте издания и вправду должна была выйти заметка про вас. Однако текст, который я согласовал при сдаче выпуска в публикацию, сильно отличался от того, что оказался на главной полосе…
— Как же так получилось? — приподняла бровь Авелина. — Насколько я знаю, все материалы проходят согласование у главного редактора…
— И они прошли. Но в последний момент одна наша молоденькая осведомительница уговорила выпускающего редактора подменить материал… — поведал Теневольский. — Я тогда объявил выговор выпускающему редактору. И даже собирался притащить к вам осведомительницу. Но она успела сбежать и закрылась у себя дома… Сами понимаете, врываться в жилища своих сотрудников я привычки не имею. И на старости лет не собираюсь даже начинать…
— Ну да, такие дела решаются не силовыми способами… — улыбнулся я.
— Именно так… На следующий день она не пришла на работу, и я отправил человека следить за её домом… — продолжил рассказ Теневольский, и видно было, что признания, которые я слышу, ему очень горько делать. — А я сам, лично, написал опровержение и извинения от лица всего «Ишимского вестника». Но нет! Нет! Вы его не пропустили!..
Наш гость тяжело вздохнул, пригубив чаю, а затем признался:
— Выпускающий редактор удалил это опровержение ровно перед публикацией…
— Хм!.. — многозначительно удивился я.
— Само собой, я уволил его в тот же день, как узнал об этом… — признался Теневольский. — И снова взялся за опровержение. Подправил старый текст, дописал, расширил, внёс его в черновик, отправил окончательный материал на публикацию… Но текст до моих сотрудников не добрался. А моя трубка, как назло, осталась без заряда…
— Странное совпадение! — пригубила чай Авелина.
— А это, к сожалению, и не совпадение. Причём… Обнаружил я всё это дома, поздно вечером! Попытался зарядить трубку, а она ни в какую. Выяснилось, что мне испортили накопитель. Я пожилой человек, знаете ли, не привык к этим новшествам… Пока понял, в чём причина, почему не заряжается трубка… — Теневольский отпил чаю, поставил чашку на стол и виновато развёл руками. — … Выпуск пошёл по последнему согласованному материалу. И снова без опровержения. Время было упущено. От вас по наши души уже летели судебные иски… Я обратил внимание, на кого ещё ваши стряпчие подали в суд… И убедился, что меня бессовестно подставили.
— Но вы сами признаёте, что ответственности это с вас не снимает… — заметил я, пока Теневольский пил чай.
— Всё верно, Фёдор Андреевич… Не снимает… Однако и простыми извинениями тут уже не отделаешься… Я провёл полноценное расследование. И понял, что, к своему большому стыду, не учёл кое-чего, что было у меня прямо под носом. Та девочка-осведомительница была по уши влюблена в одного честолюбивого чиновника из городской власти. А тот, не будь дурак, использовал её в своих целях. И затем помог исчезнуть в неизвестном направлении.
— А как же ваш человек, следивший за домом девушки? — удивился я.
— А мой человек пришёл, как потом выяснилось, уже после её исчезновения. И три дня понапрасну следил за пустым жильём, Фёдор Андреевич, —