Системный Кузнец - Ярослав Мечников
Троица увидела меня. Молодой охотник едва заметно приподнял бровь. Усатый окинул презрительным взглядом с ног до головы и фыркнул. Одноглазый Йорн просто прошёл мимо, будто я был частью забора.
Они направлялись к выходу и стало ясно, что у меня есть всего несколько секунд, чтобы что-то предпринять.
Подхватив свои мешки, быстрым шагом нагнал их, встав прямо на пути у Йорна.
— Охотник Йорн!
Голос прозвучал тоньше, чем ожидал. Как у мальчишки, пытающегося казаться взрослым.
Громила остановился, его единственный глаз медленно сфокусировался на мне. Бровь над ним изогнулась дугой, выражая одновременно и вопрос, и раздражение. Остальные тоже замерли. Усач смотрел сверху вниз с таким выражением, будто на насекомое, которое имело наглость выползти под ноги. Молодой — тот, что с хвостом, наоборот, чуть отступил в сторону, чтобы лучше видеть, на его губах играла тень улыбки — он явно ожидал представления, когда меня тупо отшвырнут с дороги.
Но одноглазый молчал, лишь слегка склонил голову набок.
— Господин Борг… отправил меня с вами, — заставил себя говорить ровно и не тараторить. — В шахту. Заточить инструменты. Он сказал… — запнулся, чувствуя, как глаза воинов сверлят насквозь. — … он сказал, чтобы я ждал вас здесь, у ворот.
Замолчал, сжимая в потных ладонях лямки своих мешков, надеясь, что авторитета рудознатцев хватит, чтобы охотники не выкинули меня в придорожную канаву.
Йорн медленно выдохнул, а затем посмотрел на усатого. Тот едва заметно, одним плечом, пожал, мол, «не мои проблемы, командир, тебе решать».
— Не путайся под ногами, — наконец произнёс громила, не глядя на меня.
— И не собирался, охотник Йорн.
Воин прошёл мимо, и я почувствовал, как от него исходит волна ярости. Он был похож на огромную молчаливую гору, вдруг научившуюся ходить.
Усатый — понятия не имел, как его зовут, проходя мимо, громко шмыгнул носом и сплюнул мне под ноги. Стало ясно, этот может быть проблемой. Молодой же, поравнявшись со мной, покачал головой и улыбнулся в открытую, показав белые зубы.
Я крепче сжал свои мешки и, стараясь не отставать, поплёлся следом за ними, в открывающиеся со скрипом ворота.
Первое, что ударило в лицо — ветер, пахнущий не дымом и навозом, а влажной землёй, травой и далёким лесом. Воздух здесь был другим — чистым и прохладным.
В пятидесяти метрах перед нами блестела на солнце быстрая речка. Через неё был перекинут шаткий на вид деревянный мост, но охотники даже не посмотрели в его сторону. Одноглазый, не сбавляя шага, свернул вправо, на узкую, набитую до твёрдости камня колею, что вела вдоль частокола.
Шла троица быстро. Вроде не бежали, но их широкий шаг заставлял меня почти трусцой семенить следом, чтобы не отстать. Изо всех сил старался не шуметь, не выдать, что уже запыхался как чёрт.
За рекой, насколько хватало глаз, простирались холмистые равнины, а на горизонте виднелся лес. Мир за стенами оказался огромным и диким. Солнце всё ещё припекало, но порывы ветра приносили приятную прохладу, осушая пот на лбу.
Я отстал, не слыша их разговоров, и не пытался догнать. Сейчас мне нужно было смотреть и запоминать, на всякий случай. Мы прошли вдоль всей западной стены, и колея, обогнув деревню, нырнула прямо в тёмный лес.
Он был именно таким, каким его описывали в деревенских страшилках — огромные ели и сосны стояли так плотно, что их кроны сплетались в купол, почти не пропускающий солнечный свет.
Дорога, очевидно, вела до шахты — по ней тащили гружёные рудой тележки, но сейчас по пути никто не встречался. Старшие охотники, войдя под тень деревьев, изменились, их расслабленность исчезла. Йорн и усатый шли теперь чуть медленнее, их взгляды постоянно скользили по сторонам, уши ловили каждый шорох. Даже хвостатый не улыбался, его ленивая грация сменилась собранностью хищника. Молодой охотник по-прежнему нёс самый тяжёлый рюкзак, но казалось, его не замечал.
Тень от крон накрыла нас, принеся прохладу и запах влажной хвои, грибов и прелых листьев. Идти стало бы легче, если не одно «но»: дорога почти сразу пошла круто вверх. Уклон был небольшим, но постоянным.
Мои ноги, ещё не отошедшие от утренней тренировки, быстро забились и отяжелели. Каждый шаг вверх по склону требовал усилия. «Просто иди, — твердил себе. — Никакой жалости. Шаг. Ещё шаг. Дышать ровно». Это была уже не прогулка, а работа на выносливость.
Лес вокруг был живым, стволы деревьев покрывал толстый слой мха, под ногами хрустели ветки. Огромные, с человеческий рост, папоротники раскинули свои листья. Местами виднелись ярко-красные ягоды.
Изредка одноглазый резко останавливался, поднимая руку, и вся группа замирала. Склонив голову набок, он слушал тишину, нарушаемую моим сбившимся дыханием. Затем молча кивал и мы двигались дальше. Понятия не имел, что он там слышал, но рад был, что не пришлось с этим встречаться.
Чем дальше мы углублялись в чащу, тем круче становился склон. Колея из утоптанной дороги превратилась в размытый дождями ад, усеянный корнями и острыми камнями. Идти по ней было пыткой для лодыжек. Вскоре наша группа сошла с неё, предпочитая топтать упругий мох и траву рядом.
Воспоминания Кая об этих местах были обрывочными. Детский страх перед лесом застилал мальчишке глаза. Нужно было составлять собственную картину мира, шаг за шагом, опираясь на свои наблюдения и опыт.
Глядел по сторонам, жадно впитывая информацию. Некоторые растения были знакомы, напоминая те, что видел в прошлой жизни на даче или в походах, но чем дальше шли, тем больше появлялось странностей.
Я не ботаник, но годы работы спасателем, в том числе и в лесных массивах, научили обращать внимание на необычное, и здесь этого было предостаточно — цветы, похожие на ромашки, но с чёрными лепестками вокруг золотой сердцевины. Или папоротники, листья которых пронизаны сетью тонких красных прожилок.
Любопытство пересилило усталость. Воспользовавшись моментом, когда охотники скрылись за очередным поворотом, остановился и присел на корточки у одного из таких папоротников. Присмотревшись, опешил от зрелища: по прожилкам действительно что-то текло, медленно и густо, как кровь. А сами листья… они едва заметно мерцали, будто усыпанные мелкими блёстками. Сперва подумал, что это роса, но когда осторожно коснулся листа пальцем, тот оказался совершенно сухим и тёплым на ощупь.
Что это за мир?
