Орден во всю спину 4 - Константин Владимирович Ежов

Чудило на мгновение удивлённо моргнул, не сразу разобрав, кто такой "старик Ван", но вскоре понял и бодро кивнул. Маленькие вещи: имя, шутка, детская серьезность – всё это в нём было трагически наивным и вместе с тем удивительно работало.

Ярослав подал знак Ланскому, чтобы тот быстрее следовал за ними, и они вернулись к раненым и к защите. Там, у земли, Аньлн тяжело дышал, опираясь на тела павших товарищей. Вокруг пахло кровью и порохом, и в этом запахе был решительный приговор: многие не выберутся.

Ланский опустился рядом с ним, сел на корточки и, глядя на редеющую линию живых, тихим, сломанным голосом попросил:

– Скажи мне твою последнюю волю… если я выберусь.

Его глаза блестели от слёз или от усталости – трудно было сказать. Ветер шевелил солому и опавшие листья, вдалеке ещё где-то грохотало; ночь была пахучая и густая, и каждый вдох давался с трудом. Ярослав коротко взглянул на Льва, на Антона, на людей, чьи плечи дрожали от усталости, и понимал, что мир, в котором они теперь живут, требует от них быстрых, нечеловеческих решений.

– Не говори глупостей, – проговорил он тихо и твёрдо. – Живи и делай так, как велит твоя совесть. Мы уходим.

И, не теряя ни секунды, группа Ярослава снова двинулась прочь от этого горячего, кровавого места, туда, где ещё слабел свет звезд и где впереди маячила длинная дорога к крепости 289 – дорогa, по которой им предстояло пробиваться сквозь пепел, холод и новые чудовищные угрозы.

Антон устало улыбнулся, и на его лице в багровых потёках грязи и крови мелькнуло что-то детское, почти беззащитное:

– Босс, помнишь, ты говорил, что когда доберёмся до Крепости 289, ты покажешь нам всю прелесть этого мира, такое удовольствие, что и словами не описать? Боюсь, что мы туда уже не дойдём. Босс, прошу тебя – насладись всем этим за нас, когда придёт время.

Лев Станиславович Ланский помрачнел. Его крупное, одутловатое лицо на миг сделалось совсем усталым, словно обвисло под тяжестью не только ран, но и невыносимого груза вины.

– Я, наверное, и сам умру в Крепости 289, – глухо сказал он, будто между делом, но голос его дрогнул.

Двое бойцов вдруг расхохотались – так, как смеются люди, которых уже ничем не пронять. Смех их был сиплым, захлёбывающимся, с металлическим привкусом крови. Словно они услышали нелепую шутку, а не признание в страхе.

И вдруг Антон, кривясь от боли, выдавил:

– Мы не жалеем о своём выборе.

Лев только хмыкнул, не находя слов.

Косой, стоявший в стороне, тяжело посмотрел на них. Его глаза, вечно настороженные, теперь блестели от злости и жалости сразу. Он не выдержал и прервал их тоскливый разговор:

– Послушайте. Вам не обязательно умирать.

Оба – и Антон, и Лев – удивлённо уставились на него. Первый фыркнул и, криво усмехнувшись, пробормотал:

– Парень, брось дурить. Никто не остановит это кровотечение.

Но Ярослав будто и не слышал. Он вынул из кармана небольшой чёрный флакон – стекло было матовым, прохладным на ощупь, и внутри переливалась густая, почти маслянистая жидкость. В воздухе тут же повис резкий, едкий запах, отдающий то ли горечью полыни, то ли перегоревшим железом.

– У меня есть снадобье, что лечит любые раны. Спокойно, с ним вы не умрёте. Но за просто так я работать не стану. – Ярослав перевёл взгляд на Льва. – Взамен ты проведёшь нас в Крепость 289 и добьёшься для меня и моих людей статуса граждан. Официального, не липового.

Но Лев, казалось, даже не расслышал этих слов – он впился глазами в чёрный флакон в руке Ярослава. Что-то в нём показалось ему до боли знакомым.

Лицо Ланского изменилось – от растерянного спокойствия к злобной гримасе, в которой смешались страх и раздражение.

– Погоди-ка… Это средство тоже лечит раны?! Да ты тот самый "волшебные руки, возвращающие весну", Косой! – рявкнул он.

Ярослав чуть не выругался вслух и едва удержался, чтобы не вмазать Ланскому кулаком в лицо. Чёрт бы побрал эту идиотскую кличку! "Весна" – значит либидо… ну и кто-то пустил дурацкий слух.

Но факт оставался фактом: его лицо знали, его имя искали. Консорциум Потанина давно охотился за ним, и Лев не мог даже представить, что судьба сведёт их именно так – с Ярославом, который теперь, к тому же, спасал его.

Лев вспомнил: кто-то из бродяг в городе упоминал, что Косой занимается врачеванием. И теперь, впервые за долгое время, в груди у него шевельнулась надежда.

Он судорожно вдохнул, чувствуя, как пахнет рваная ткань, пропитанная кровью и потом, и сипло сказал:

– Слушай… Учитывая наши… отношения, неважно, сколько людей ты приведёшь. Договоримся обо всём, как только спасём их!

Ярослав нахмурился:

– Отношения?..

Лев замялся, крякнул, но потом, собравшись, буркнул:

– Отношения между врачом и его пациентом.

Косой только фыркнул и молча швырнул ему три флакона. Те глухо ударились о ладонь Левы, и он вздрогнул – стекло было холодным, словно из могильной земли.

– Мажь раны. Быстро.

Лев всё же не удержался:

– Никаких побочек не будет, надеюсь?

– Нет. Давай, торопись. Если подопытные или волки вернутся, никто отсюда живым не уйдёт! – в голосе Ярослава сквозило раздражение. Впрочем, внутри он уже всё решил: спасёт этих двоих, потому что Лев обязан будет расплатиться услугой. Джип их хоть и перевернулся, но грузовик ещё на ходу. Вылечит – и заставит их помочь вывезти Проныру с остальными. Это будет куда проще, чем тащить всех своим ходом.

Он уже собрался развернуться, но вдруг остановился и спросил, щурясь:

– Так… стоп. А вы ведь не решите схватить меня, как только оклемаетесь?

Лев замотал головой так быстро, что забрызгал щёку кровью.

– Нет, нет! Нам нужен только Хромов. То, что охотились за тобой – случайность, совпадение!

Ярослав только криво усмехнулся. Его лицо застыло в странной, недоверчивой гримасе.

– Ну, хоть что-то хорошее, – мелькнуло у Ярослава Косого в голове.

И тут же, словно тенью, кольнула мысль: "Прости меня, старший брат Хромов…"

Он понимал: подставляет Станислава Хромова, и это причинит тому немало хлопот. Но что ему оставалось? Обстоятельства прижали так крепко, что выбора просто не было. Всё, что он делал сейчас, было не от злой воли, а от безысходности – и горечь этой мысли отдавалась во рту ржавым привкусом, словно он глотнул крови.

Когда чёрное лекарство коснулось