Сто грамм за Поттера - Мансур Шабаев
Мысль, естественно, появилась и была она пряма как рельс и чиста как слеза. Но её осуществлению мешала дверь. Дверь встала между мной и моими мечтами как Барлог перед Пендальфом. Там за дверью ждали меня холодильник и сортир. Подходящих заклинаний в голову не пришло, и я с разбега саданул хилым тельцем произведение неизвестного плотника. Крючок блямкнул и сломался. Вот она — долгожданная Воля.
На моё счастье, была ночь. Где-то наверху сотрясали храпом стены Дурсли. Вволю пописав, и набив желудок содержимым холодильника, я отправился обратно в чулан. Дверь запирать не стал.
Утро добрым не бывает. Мало того что оставшуюся половину ночи я усиленно пугал унитаз (а не надо было обжираться на голодный желудок), так ещё разбужен был самым наглым образом. Некто, громко орущий по-английски (фак через полслова) выволок меня за ногу из чулана и принялся лупцевать ремнём. Нападение было неожиданным и ответить чем — то я не смог. Оставалось сжаться под градом ударов в комочек и постараться уберечь голову.
Надолго моего мучителя не хватило, и схваченного за шкирку меня молодецким пинком водворяют обратно в чулан. Вот это я бодрячка словил с утреца.
Тело простимулированное ременным массажем зудело и ныло, а местами горело огнём.
Интересно, а род Поттеров нигде случайно не накосячил во вселенском масштабе. Иначе за что пацану такие муки. Хреново всё- таки, быть последним в роду. Накосячившие предки спокойно разлагаются в фамильных склепиках, а ты отдувайся за всех.
С Дурслями что-то определённо не так. Исхерачить пацана практически до смерти, бросить на неизвестно, сколько в чулан, вытащить только для того, чтобы ещё раз исхерачить и снова ни полслова. Либо они садисты, да такие, что гестапо отдыхает, либо одно из двух.
Ну, пусть согласно канону они ненавидят магию, пусть не любят навязанного им мальчишку, но убивать, то зачем. И ведь не страшатся наказания. Это о чём- то да говорит.
Ну, Дурслям дурслеево, а мне надо как-то выбираться из ситуёвины. Кормить они меня не собираются. А в азарте могут и окончательно прибить. Значит надо линять. И желательно подальше. Или поближе. Поближе к волшебникам. Туда, где их побольше. Где мои магические потуги останутся незамеченными.
Но тут проблемка. Мне всего восемь. И выгляжу я как анатомическое пособие, одетое в лохмотья. К тому же колдовать через пальцы ужасно неудобно. Получается только через указательные (я пробовал через другие, и даже через фигушку, но не получилось). А значит, наверное, придётся задержаться в этом гостеприимном доме. Пусть Дурслям будет хуже.
Убраться от Дурслей я всё же решил. Ненадолго. Недельки на полторы-две, пока тепло.
Аки тать в ночи совершил набег на холодильник, набив попавшую под руки сумку тем, что, по моему мнению, долго не испортится. И покедова. На волю! В пампасы!
Дурслеев городишко, как его там — Литл — какой-то, оказался совсем не великим. И всего минут через двадцать я уже вышел на окраину и поплёлся в сторону смутно виднеющегося вдалеке леса.
По мере удаления от ПМЖ моих дражайших родственников в голове постепенно складывались и оформлялись первоочередные задачи.
Из краткосрочных — перво-наперво уйти подальше и найти место, где в относительной безопасности можно перекантоваться пару недель и всё хорошенько обдумать.
Ну а долгосрочных набирается столько, что и представить страшно. Подумаю ка я об этом завтра.
До намеченного места я плёлся долгонько. Казалось вот она спасительная тень опушки, ан нет. Короче, добравшись, я кулем свалился под первый же куст. Ноги гудели, в боку немилосердно кололо, во рту кака.
А и плевать! Торопиться то всё равно некуда, так что поваляемся ка вволю.
В блаженстве вытянув усталые ноги, я незаметно уснул.
Проснулся от того, что физиономию немилосердно жгло. Вот дурень то развалился на солнце. Теперь, наверное, нос и уши облезут.
Проинспектировав сумку, выяснил, что воды я с собой не взял. Сюрпризец, однако. Придётся поискать какой никакой ручеёк, не из лужи же пить.
Под эти невесёлые мысли побрёл подальше в подлесок, прятаться от жары.
Странный лесок, однако. И хотя до этого я в английских лесах не бывал, но зато вдоволь насмотрелся в своё время немецких с их аккуратными просеками и собранным в кучу валежником. Здесь же ничего подобного не наблюдалось. Сплошной бурелом.
Продравшись через густо сдобренные валежником заросли, был вознаграждён за свои мытарства. Вот оно — подходящее местечко. Каменистая крутоватая горка, вершина которой заросла кустами. Самое оно.
Солнце припекало, хотелось поскорее укрыться в тени и я, уже собравшись начать подъем, припомнил, что такие вот горочки — любимое место для змей. Ну, это по фиг. Али я не змееуст.
— Здравствуйте жители этого холма — зашипел я на парселанге — позвольте говорящему быть вашим гостем?!
В ответ камни на склонах зашевелились, и десятки самых разных змей хлынули мне под ноги.
Глава 2
Глава вторая.
Гилденстерн.
Йозеф Гилденстерн умирал. Не помогали ни сваренные собственноручно зелья, ни трогательная забота домовых эльфов.
Сколько — то ему осталось? Может месяц, а может и меньше. И хотя природный источник магии под домом был по-прежнему силён, а накопители полны, Йозеф чувствовал, что умирает.
И хотя по магическим меркам ему было всего ничего, что для волшебника без малого девяносто. Конец был близок.
Йозеф родился в далеком 1900 году в семье прибалтийского торговца. И был он тогда не Гилденстерном, а вовсе даже Розенбергом и имел старшего брата по имени Альфред.
Семья не была магической. И редкие вспышки стихийной магии у младшего сына всегда находили приемлемое объяснение, не затрагивающее упоминание потусторонних сил.
Да и время было такое, что не до магии. Мировая война, бесконечные переезды больше похожие на бегство. То появлявшийся, то пропадавший надолго Альфред.
К девятнадцати годам Йозеф так и не имел законченного образования. А так как не было и работы, он хвостом таскался за старшим братом.
Жизнь же Альфреда кипела. Бесконечные собрания, на которых рассуждали о несправедливом поражении в войне, о кознях жидомассонов и расовом превосходстве германской нации. Полезные и не очень знакомства. Да и статус младшего брата великолепного оратора Розенберга давал возможность худо — бедно, но сыто жить.
В 1919-м Дитрих Эккарт свел их с фон Зебботтендорфом. Именно Рудольф, сам бывший
