Иероглиф судьбы или нежная попа комсомолки. Часть 2 (СИ) - Хренов Алексей

После боя Благовещенский садился на другой стороне города, и Лёха не знал, что с ним случилось, как и про вечерний вылет. За ужином, выпив по рюмке коньяка за победу нашей революции в отдельно взятом Китае, начались рассказы о злоключениях.

— Так откуда у вас такие симпатичные новогодние огоньки на всю щеку мигают? — ехидно поинтересовался наш попаданец.

— Ох Хренов! Прибьют тебя как нибудь. Да после ночного вылета, подхожу к аэродрому — никаких огней и в помине нет. Кое-как увидел посадочную полосу и успокоился. Ну, думаю, всё в порядке, ночью мне не привыкать садиться. Выровнял машину по сантиметрам буквально, чувствую — колёса чиркнули о грунт, и мой «ишачок» побежал. Я выдохнул облегченно. А где-то уже на второй половине пробега — ка-а-ак бац! Меня мордой о приборку и приложило! Самолёт скапотировал, и повис я на ремнях вниз головой, кверху задницей. Дергаюсь, как уж на сковороде, но тут и китайцы подоспели, перевернули самолёт, вытащили меня из кабины.

— Оказывается! Ремонт на аэродроме!… — с сарказмом продолжил рассказ Благовещенский, — Меняли трубы канали… он отпил ещё глоточек элексира из рюмки… канализационные трубы прямо на полосе оставили! Я с полного хода в них и въехал! Ты то как получил увечья?

— Да мне то, Алексей Сергеевич, как раз китайцы рогами-то и отполировали физиономию! — ввел красного командира в шок своей непосредственной откровенностью Лёха.

Апрель 1938 года. Аэродром в пригороде Ханькоу.

Лёха открыл конверт, который ему ещё перед самым отъездом сунул Жаворонков со словами — на, Хренов, ты у нас же изобретатель, вот тебе какая-то писулька пришла на адрес.

Тогда он сунул бумагу наспех в дальний карман баула, и благополучно забыл. А теперь, растянувшись на госпитальной койке, он наконец решил себя порадовать чтением ответов советской научной мысли.

Открыв конверт, Лёха развернул лист плотной бумаги, отпечатанный на машинке и украшенный гербом с якорем. НИИ №15 Народного Комиссариата судостроительной промышленности СССР сообщал нашему герою:

'Ваше предложение по устройству индивидуального подводного дыхательного аппарата с использованием сжатого воздуха под высоким давлением и системы редукторов интереса для ВМС РККА не представляет и изобретением считаться не может, поскольку не удовлетворяет требованиям, выдвигаемым НИИ-15 НКСП для подобного рода устройств:

1) Аппарат не обеспечивает скрытности применения, так как выделяет воздух в окружающую среду, образуя демаскирующие пузырьковые следы, что делает его непригодным для операций под водой.

2) Не предусмотрено использование регенеративного патрона, что не позволяет применять дыхательную смесь повторно, снижая эффективность аппарата в условиях ограниченного запаса воздуха.

— Повторно… дыхательную смесь… — в сильном афигевании протянул Лёха. — Японский шутка! Дыши попка три минутка!

3) Отсутствуют меры предохранения органов дыхания от переохлаждения при длительном нахождении в воде.

4) Конструкция не выдерживает давления на глубине более 15–20 метров, что исключает применение в военно-морской среде.

5) Система аварийного сброса аппарата, как и резервного контура подачи воздуха отсутствует, что противоречит нормам безопасности, принятым для индивидуальных дыхательных средств.

— Конечно отсутствует, потому что всё работает! Нечего сбрасывать…

6) Комплект не обеспечивает возможности десантирования в собранном виде с борта надводного, подводного или авиационного носителя.

— Чуваки жгут, с аквалангом и без парашюта!…

Таким образом, представленный образец следует рассматривать как примитивное развлекательное устройство, совершенно не отвечающее требованиям ВМС РККА. Дополнительно сообщаем, что по линии НИИ-15 проводится инициативная разработка дыхательных аппаратов имеющих подтверждённую боевую ценность.

Подпись: Начальник 5-го отдела НИИ-15 НКСП, инженер-майор В. М. Резинин.

Лёха перевернул лист, посмотрел на пустую оборотную сторону.

— Да товарищ Резинкин, — пробормотал он. — Вам бы только что-нибудь поглотить.

Он повертел письмо и увидел приписку карандашом на полях: «Отказать по причине неукладывания в рамки мышления» — и усмехнулся.

— Не, ребята, вы подождите несколько лет. Потом мои французы эту штуку соберут, и купите у нас с восторгом лицензию на « примитивное развлекательное устройство» и будете сдавать нам баксы пачками.

— Как говорили в мое время, за покупку Хьюлет-Паккарда ещё никого не наказали.

Что бы понять, как наш герой оказался в госпитале, нужно заглянуть на некоторое время назад в совсем не далёкое прошлое.

29 апреля 1938 года. Аэродром в пригороде Ханькоу.

Утро на аэродроме Ханькоу началось с дурдома. Нет, Лёха давно уже служил в авиации и к дурдому относился с пониманием — как к порции перловки в столовой: не вкусно, но предсказуемо. Однако сегодня хаос выдался особенно развесистым. С самого рассвета на поле начали звеньями садиться истребители с юга — из Наньчана и окрестностей. И-15, И-16, выскакивали с бреющего полета друг за другом, и казалось, что места для всех не хватит. Машины только и успевали рассасываться по углам аэродрома.

Местная китайская заправочная команда сбилась с ног. Носильщики с канистрами носились рысью, с азартом обречённых, стараясь заправить голодные самолеты.

Даже американская эскадрилья, обычно стоящая в полудрёме на своих старых «Боингах Р-26», вдруг проявила живость и парни полезли в кабины, махали друг другу и проверяли оружие.

Группа Полынина на СБ с самого утра завела моторы и ушла на запасные площадки. Безлошадный Хренов, только вчера добравшийся из Монголии и впервые за долгое время выспавшийся, чувствовал себя чужим на этом внезапном празднике мобилизации. Он шёл по полосе, афигевая от масштабности происходящего, пока не отловил знакомую фигуру у штаба.

— Гриша! Привет! — крикнул он, узнав старшего лейтенанта Захарова, бывшего ведомого Рычагова ещё по Испани. — Это что у нас тут за массовый шухер?

— О, Хренов! — обрадовался тот. — Ты как с Луны свалился!

— Ну, строго говоря, не с Луны, а с китайского Тэ-Бэшки, что впрочем почти одно и тоже — хмыкнул Лёха.

— Сегодня день рождения японского императора, — пояснил Захаров.

— А-а-а! И-и? — многозначительно протянул Лёха, пытаясь понять связь этих явлений. — Воздушный парад и мирная демонстрация трудящихся?

— Ага. Праздничный налёт с японскими фейерверками, — подтвердил Гриша. — Ждём гостей.

Лёха вздохнул.

— Ну и чем эти самураи отличаются? Всё как в Союзе… Штурмовщина — наше всё. Ко дню рождения Ленина — пятьдесят тонн сверх плана. Никогда ничего не покупай, сделанного в конце квартала, в октябре или в апреле — вот тебе и боевое применение советских знаний.

— Лёха, а ты ведь в Испании на «ишаке» летал? У китайцев двух человек не хватает, пошли⁈

И они пошли.

— Быстрее! — крикнул Захаров.

И они побежали.

Вдоль Янцзы неспешно тянулись серые, многослойные облака. Они словно нарочно задерживались, разглядывая с высоты суету людей.

«Жапан, жапан! Фэйцзи!» ( «Японские самолеты!»).

На командном пункте подняли синий флаг. Затем в небо, разорвав облачную пелену, взмыла зелёная ракета — лётчики галопом бросились к самолётам, аэродром оглох от грохота запускающихся моторов.

И тут же вспыхнула красная ракета.

Взлёт!

Лёха стоя на крыле, оглянулся — всё кружилось, грохотало, ревело, он запрыгнул в кабину.

Первым оторвался от земли «ишак» — или, как ласково звали его китайцы, «ласточка» — Благовещенского. Машина тяжело рыча мотором и оставляя за собой дымный выхлоп, рванулась в небо. За ней пошло звено Григория Кравченко. Лёха машинально отмечал номера на бортах, лихорадочно застёгивая подвесную систему. Руки нащупали тумблеры, он махнул механику, давай!

Аэродром напоминал сумасшедший дом. Со всех сторон в небо взмывали истребители. Замыкающее звено китайских пилотов, змейкой выруливало на старт, пробираясь меж мелькающих крыльев, ища просвет в этой яростной круговерти.