Темная сторона - Майк Гелприн
Артюша в дом шалаву привел, Таньку из общаги. Сказал ей жить не где, а долбится классно, пусть у нас живет. Я ее с первого взгляда не взлюбила, сучку эту за дрипаную, про шмандовку. А теперь и вовсе не навижу.
Знаешь что мне эта Танька сказала, Господи? Кончилась твоя власть старая карга сказала. Этими самыми словами. Теперь мол она хозяйка будет, и что бы я не лезла куда не надо, иначе мол со свету с живет.
Это мы еще поглядим, кто кого с живет, Господи милостивый. Это мы еще посмотрим, как оно выйдет.
Я просто так тебе пока пишу, заступник мой, благодетель. Просто что б ты знал.
Господи праведный, всемогущий!
Зинаида Гусева это.
Беда к нам пришла, большая беда. Артюша загремел по статье. Двоих дружков он убил, по пьяни зарезал в поножовщине. Следак сказал повезет, если всего пятнашку дадут.
Макс из своей Германии приезжал, хотел кому надо на лапу дать, большие деньги привез. Не взял следак. В таком деле деньги сказал не решают. Раньше думать надо было Максик. Раньше. Когда сиротинушкой сынка оставлял. А теперь что ж.
Танька брюхатая ходит, на восьмом месяце. Про Артюшу узнала, только фыркнула шалава. Без него сказала мол обойдусь. Долбаков мол много кругом, на одном свет клином не сошелся.
Вот так получилось, Господи. Просто, что б ты знал.
Господи мой, Боженька!
Бабка Зина это, Гусева.
Аленушке три годика уже, кровиночке моей, лапушке. Кто бы мог подумать, что у Таньки шалавы такая доченька народится. Тихая, ласковая, не слова дурного не скажет, не обидит никого, не обругает.
Таньку то я выставила. Иди сказала от нас нахер, про шмандовка. А та и рада, дите с рук сбагрила и у свистала к дружкам долбиться. Иногда является мол денег дай старая, так я ее и на порог не пускаю. Грозится, что Артюша вернется мол и отомстит. Нет, Танька, не вернется он, не надейся. На зоне сгниет. Я то знаю.
Аленушка моя со мной, кровиночка моя, единственая моя, золотая моя. А больше мне ни кого и не надо.
Спасибо тебе, Господи, спасибо за все! Я только теперь поняла. Надо через не счастья, через беды пройти, через гавно всякое, что бы заслужить свое счастье. Через гной и смрад и кровь и смерть пройти надо. Я прошла, Господи. Заслужила. Спасибо тебе! Спасибо, что всегда был со мной!
милый божинька
миня зовут алена мне шесть лет
баб зина говарит если оч нада ты поможиш
мне оч оч нада
мама прихадила хатела миня забрать к сибе но баб зина не дала
баб зина говарит мама гавно и шалава и ванючая писда
а мама харошая добрая красивая оч
баб зина маму ни навидет
мой папа сидит в тюрме она ево тож ни навидет
она всех ни навидет
милый божинька дивчонки говарят тибя нет а я знаю што есть
помаги мне оч нада
зделай так штоб баб зина здохла
Послесловие
Меня часто спрашивали, как я стал писателем.
А никак. Никогда им не был, не стал и становиться не собираюсь. В моем окружении слово «писатель» – в лучшем случае пренебрежительное прозвище, которым награждают людей никчемушных, бездельников и лоботрясов. В худшем – весьма постыдное занятие, под стать забиванию гвоздей лбом в полено. И в самом деле, большинство моих многочисленных и непричастных к литературе родственников, друзей, приятелей, сотрудников и знакомых не понимает, какого черта тратить время, силы и здоровье на нечто, не приносящее существенного дохода, зато в изобилии оделяющее стрессами, самокопаниями, психозами и недовольством собой. Шила в мешке не утаишь, поэтому литератором, или, если угодно, сочинителем, мне приходится себя признавать. Но не писателем – это слово вызывает у меня симптомы идиосинкразии, слабоумия и бытового сифилиса.
Столь же часто у меня осведомляются, как я отношусь к тому, что я, видите ли, сочинитель. Ответ простой: так, как оно того заслуживает. Как к вредной привычке. Поверьте: ничуть не кокетничаю и не кривлю душой.
Дело в том, что вредным привычкам я подвержен с младых ногтей. Курить начал в четырнадцать лет и до сих пор, вот уже полвека спустя, не могу бросить. Выпивать начал в пятнадцать и, несмотря на категорические запреты врачей, грешен и по сей день. Но эти привычки так, мелочовка. В шестнадцать лет я взял в руки карты. Вся моя дальнейшая жизнь – следствие этого опрометчивого поступка. Сочинительство в первую голову.
Родственники говорят, что в семье не без урода, и в том, что из меня вышел не ученый, не врач, не инженер, а катала, виноват прапрадед по матери, который умудрился засадить в карты все, кроме чести, и то поскольку неизвестно, была ли она у него. Ген азарта, промахнувшись по трем промежуточным поколениям, угодил в меня. Правда, в отличие от уважаемого, земля ему пухом, прапра, засаживать в мои планы не входило.
За два года я стал профессиональным игроком. Преферанс, бридж, клаббер, белот, покер, вист, джинн, длинные нарды, короткие нарды, шеш-беш – все то, где конечный результат зависит в первую очередь от умения, а от везения лишь во вторую, стали моим ноу-хау. Игра мотала меня по стране и сводила с множеством разных людей: от партийных деятелей и подпольных цеховиков-миллионеров до физиков-ядерщиков и воров в законе. Игра то и дело швыряла в ситуации, из которых за счастье было унести ноги. Игра развела с первой женой, свела со второй, в результате от каждой на свет появилось по сыну. Слава мирозданию, мои сыновья не катают, хотя младший в покер играет неплохо.
Настал день, когда я осознал, что если не брошу катать, то долго не протяну.
В 94-м я эмигрировал в США – в основном для того, чтобы завязать с игрой и, по сути, начать жизнь сызнова. Кроме игры, я ничего не умел, не говорил по-английски и мало чем интересовался, если не брать в расчет патологическую привычку к запойному чтению, которую вредной назвать не поворачивается язык. Что меня ждет впереди, я представлял смутно.
Впереди ждала рутина. Я обложился учебниками и заставил себя за год превратиться из бездельника в программиста. Программист я и по сей день.
