По ту сторону огня - Ева Вишнева
– Доброе утро, – недовольно произнесла дочка Авроры. – Мама запретила подавать завтрак, пока вы не проснетесь. А я голодная, так что просыпайтесь поскорее, пожалуйста.
– Конечно, Эдит, уже встаю. Извини, что так получилось.
Девочка сменила гнев на милость:
– Да не страшно. Кстати, совсем утром приезжал дядя Ферни. Но уже уехал.
Я удивилась. Быстро оделась, спустилась к завтраку. Чувствовала себя неуютно: раньше я никогда ни у кого не гостила столь долго. К тому же не могла понять, желанная ли я гостья или меня терпят только из-за дяди.
Аврора встретила так ласково, что я поспешила отбросить грустные мысли.
– Доброе утро, Эни. Поздравляю с первым днем зимы! – И она рассказала, что Фернвальд действительно заглянул на чашку чая ранним утром, когда я еще спала. – Очень торопился, не погостил и пятнадцати минут, передал два флакона с настойками. Не волнуйтесь, вы встретитесь вечером, на балу. Впрочем, вам ведь будет не до него, – Аврора лукаво подмигнула. – Давайте сделаем ставки, узнает ли вас Алан. И если узнает, насколько быстро это произойдет?
На бал-маскарад собиралось полгорода; на улицах, в театрах и салонах в последние недели только про него и говорили. Я представила: духота, рябь от нарядов и масок. Глаза в прорезях, среди которых я пытаюсь найти знакомые, серые.
– А если я его не узнаю?
– Нет-нет, Алана легко вычислить, моя дорогая. Впрочем, как и нашего старого друга, вашего дядюшку. Походка, осанка, наклон головы, жесты. Голос, наконец. Уверяю, вы их узнаете… – Аврора вдруг замолчала на полуслове, задумалась. – А впрочем, не ищите их. Наслаждайтесь вечером, веселитесь, знакомьтесь. Можете пообещать одному круг, а станцевать с другим. Вы ведь ветер, а ветер должен быть опасен и переменчив. Водить за нос капитанов и лоцманов, сбивать с курса и насылать шторм.
Упоминание о море вызвало досаду.
– Спокойный ветер куда лучше. Он помогает морякам добраться до дома.
– Если ветер не будет грозить гибелью, разве поймут моряки, насколько дорог им дом?
Зачем она так, особенно после вчерашних откровений? Я хотела возразить, но захлебнулась словами, не успев их произнести. Перед глазами встало лицо Рейнара, красивое и загорелое. Подвеска с кораллом на шее. «На земле много богов, а в море только один. Бог ветра. Самый капризный, свирепый и самый опасный». И дар мой – слабый, едва ощутимый – от него.
Кажется, Аврора говорила не совсем про море. Да и я слабый ветер.
Легче бриза.
Бал-маскарад начинался в семь. Все время до этого было занято подготовкой: нам укладывали волосы, красили лицо, готовили наряды. Аврора дала мне несколько уроков, выяснив, что я плохо танцую. Крошка Эдит путалась под ногами, разглядывала украшения, уверяла всех и каждого, что уж у нее-то платье будет намного красивее, и станцует она так, что все сразу в нее влюбятся.
Иногда Эдит впадала в раж, начинала носиться по комнатам и сильно кричать. В какой-то момент Аврора не выдержала; ссора вспыхнула и быстро угасла. Обиженная девочка взлетела на шкаф, забилась в угол под потолком, всхлипывая и шумно сопя. Я жалела ее, но, честно говоря, выговор был справедливым.
Затем подали обед. В этот раз дядина настойка оказалась сладкой. После – опять кутерьма и сборы. Наконец приготовления были закончены, до отъезда оставался час. Аврора ушла раздавать приказы, а я опустилась в кресло, чувствуя себя совершенно вымотанной. Внезапно послышалась какая-то возня, раздалось тонкое «ой». Взъерошенная Эдит, про которую все забыли, свесила ноги, затем плавно опустилась на пол. Подошла ко мне вплотную:
– Хотите, покажу глаза совы?
Я кивнула. Девочка встала так, чтобы наши лица оказались на одном уровне. Мы соприкоснулись лбами.
В детстве я играла в «совиные глаза» с Лилией, Рейнаром и даже с папой, ему почему-то нравилась эта детская забава. А с Вэйной не получалось. Она нервничала, терялась. Ей не казалось смешным то, как искажаются черты лица, когда двое смотрят друг на друга с настолько близкого расстояния.
– Вы будете танцевать с Аланом? – шепнула Эдит.
– Нет. Если мы узнаем друг друга, то, скорее всего, сбежим.
Девочка отпрянула, зажала рот ладошкой. Пришлось объяснить:
– Я не очень-то умею танцевать. Да и Алан не любит находиться в обществе слишком долго.
В столице было несколько мест, где устраивали маскарады. Двери театра Луны открывались для всех желающих. Со слов Авроры, там не смотрели на богатство и статус; было многолюдно, разношерстно, душно.
Совсем другое дело – бал в здании оперы. Ценами на билеты интересовались с лета, количество держалось в тайне. Своеобразная лотерея: никто, кроме организаторов, не знал, какой из проданных билетов окажется последним. В этом году об окончании продаж объявили, как всегда, неожиданно, и под конец осени город трясло, будто в лихорадке; оперу осаждали и штурмовали. Сейчас, наверное, туда стянута вся гвардия.
Бал в королевском дворце был самым роскошным, гостей пускали строго по приглашениям. Мое имя значилось в списках – с легкой руки Фернвальда. С руки, затянутой в перчатку, со старинным перстнем на указательном пальце.
Интересно, настоящих Эйле и Ларсиса пригласили бы во дворец? «Какая глупая легенда», – я вспомнила насмешливые слова Алана, его снисходительный тон. Из-за любви к сказкам и легендам я наверняка казалась ему ребенком, а ведь Алан ненамного старше меня. Что же, годы, проведенные под крылом у Фернвальда, в окружении пожилых ученых и библиотекарей, наложили отпечаток.
Кого он узнает – меня или белокурую подругу детства в платье из блестящей аквамариновой ткани? Останется ли он ради нее – или сбежит со мной?
Впервые за прошедшее время мне захотелось написать письмо брату. Рассказать о том, что со мной произошло и продолжает происходить. Казалось бы, что тут такого, возьми и напиши. Родители раньше писали, отправляли письма на адрес, где он останавливался в последний раз.
Боюсь, я буду представлять лицо Рейнара под каждой маской.
«Ты и впрямь часто вспоминаешь брата, – после занятия с дядей Алан провожает меня до комнаты и отчего-то не спешит уходить. Садится рядом, кладет голову мне на плечо, устало вздыхает. – Я очень стараюсь помочь тебе в поисках, но пока мы и на шаг не продвинулись. Ни в одном архиве, ни в одном документе, ни в одной газете нет информации, которую бы ты не знала».
«Извини», – шепчу я.
«Не извиняйся, я все понимаю. Я не против и дальше помогать. Только расскажи мне о нем, пожалуйста:
