По обе стороны чар - Сергей Николаевич Янин
Сон был вонючим и склизким, как протухшая шкура животного. Ей казалось, что она попала в старинный особняк викторианской эпохи, но вместо стен были какие-то мягкие, перегородки, словно плоть раскатали по столу и натянули на невидимых лесках. Всякий раз, когда Вера вольно или невольно дотрагивалась до «стен», на руках оставался вяжущий противно пахнущий концентрат. Не то слюна, не то кровь, не то гной.
Она поднялась по мерзко хлюпающей под ногами лестнице и повернула в длинный коридор. Сквозь «стены» просвечивали чьи-то фигуры. Они извивались в цепях, их истязали собакоголовые люди. Вера старалась не разглядывать жуткие образы, концентрировалась на гулко стучащем сердце.
Поворот, второй, третий. За спиной появился человек, но он не был в телесной форме. Лишь оттиск на красно-алых стенах. Тень приближалась, и Вера чувствовала, как перехватило дыхание. Но она замерла, не в силах двигаться. Тень подошла ближе и прошла сквозь. Внутри отчётливо дёрнулись какие-то струны. Ноги подкосились, она рухнула… не на пол, нет, глубже, проваливалась через перекрытия в подвал, в сырую тьму могилы.
И от этого падения проснулась.
Тело болело так, будто её избили. Она пошевелилась в кровати и ощутила, насколько пропиталась потом простынь. Таких кошмаров она не видела с детства. Николая рядом не было. С кухни доносились какие-то вздохи, изредка – проклятия.
Вера встала и перестелила кровать. Свежая простынь пахла цветочной отдушкой. Она подумала, что чай с мятой сейчас успокоит её развязавшиеся нервы.
На кухне был форменный беспорядок: пол весь в скомканных листах бумаги, на столе лежал недоеденный бутерброд с колбасой и сыром, рядом булка хлеба и докторская. Николай сидел, сгорбившись за столом, и что-то усиленно писал ручкой по бумаге. Он даже головы не поднял, когда Вера вошла в кухню и села с другой стороны стола.
– Дорогой.
Коля поднял на неё нездоровый сумасшедший взгляд, несколько секунд потребовалось его глазам, чтобы посветлеть (или так получилось из-за игры света от проезжающей машины?). Он скривился.
– Что тебе? Я занят!
– Пойдём спать. Утро вечера мудренее, – мягко напомнила она, но Коля фыркнул.
– Закончу и приду.
Он вылил в себя остатки вискаря в бокале и дрожащей рукой потянулся наполнить снова, но Вера отобрала бутылку.
– Хватит. Правда. Напиваясь, ты не сможешь написать ничего хорошего.
– А вот Хэмингуэй мог! – возразил Коля громче, чем того требовала ситуация.
– И кончил он плохо.
– О-о-о, это точно не про меня. Кончаю я замечательно!
Он был чудовищно пьян. Лишь сейчас она заметила, как тяжело парню держать ручку, как шатается, пока пытается принять удобную позу, и как ныряет голова навстречу холодной столешнице.
Стук от удара был глухим и тяжелым. Вера вскочила на ноги, наступила на несколько скомканных листов и выругалась – кажется, они её порезали.
– Коля, ну зачем же так пить!
– Потому что я так хочу! – упирался парень.
Вера кое-как подхватила его под руку и довела до кровати. Коля упал на свою половину безвольным мешком и почти сразу захрапел. Вера окинула взглядом эту картину, словно вышедшую из-под пера художника эпохи Ренессанса, и почувствовала, как перехватывает дыхание. Она сотни раз наблюдала подобную картину в отчем доме, несмело заглядывая из-за угла в комнату родителей, и в свои семнадцать сбежала в другой город, лишь бы никогда не видеть.
Вера вернулась на кухню, принялась собирать скомканные листы. Тут и там ей попадались перечёркнутые строчки, какие-то рунические символы и надписи на полях. Она разобрала несколько – из скандинавской и славянской мифологии. Странно, что Коля начертал их. Она никогда не замечала за ним тяги к истории или каким-то магическим практикам. Нет, безусловно, многие люди носили специальные магические амулеты, защищающие от сглаза и порчи, но она в такие вещи не верила.
Вера принялась разворачивать каждый лист. Время от времени ей попадались вполне неплохие строчки, но они постоянно скатывались к отглагольным рифмам и довольно странным, если не сказать жутким, образам. А потом, на одном из зачёркнутых листов, она прочитала строчки:
«В холодном доме, сотканном из кожи и страданий,
я видел всех убитых без возврата».
Голова пошла кругом, и она выронила лист. Перед глазами снова возникли образы из уже забытого сна. Склизкие стены, жуткая вонь и эта тень, что преследовала её по коридорам… Вера решила больше ничего не читать, собрала весь мусор и выкинула в ведро.
Утром она попыталась дознаться у Коли, что это были за странные строчки в черновиках, но тот отмахнулся: «Слишком много выпил».
Пока она собиралась на работу, Коля сказал:
– Ты прости меня, Вер. Я вообще стараюсь так сильно не пить, но вчера… что-то накатило.
– И ты накатил?
Он пожал плечами.
– Ну да. Накатил. Мне нужно было выпустить пар.
– Предупреждай заранее, потому что мне не хочется быть свидетелем подобных сцен. Навидалась в детстве.
Николай посмотрел на неё долгим немигающим взглядом и жестом предложил обнять его. Вера прильнула к нему. И внутри у неё сразу стало так спокойно, будто и не было ночной сцены.
– Прости, если я творю дичь. Иногда меня заносит. Но я обещаю, что это очень-очень-очень редкие случаи.
– Хорошо.
Из-за пришедшей в Москву жары день был длинным, изматывающим. Как назло, в офисе полетел кондиционер, и полноватые мужички в рабочих комбезах изредка шастали по комнатам и осматривали фронт работы. Сотрудники издательства, тем временем, спасались настольными вентиляторами и кулером с водой, да так часто, что у последнего периодически скапливалась крохотная очередь. Некоторые обсуждали очередное исчезновение девушки в Щёлковском парке. Версии были разные: от очередного паркового маньяка до загородного секс-отеля для мажоров, прям как в сериале «нулевых».
От духоты Веру постоянно подташнивало или клонило в сон. Она попробовала развести себе холодный кофе и вылила всё в унитаз. От отчаяния хотелось наплевать на принципы и побежать в ближайший супермаркет за энергетиком.
Она дожила до вечера на морально-волевых и Колиных смс-ках. Парень слал ей поддерживающие посты с котиками и стикеры с обнимашками. Не весть что, конечно, но бросить статью о новой коллекции известного модельера из Франции она не могла. Никак. Тем более, что написать было о чём – кутюрье представил на суд публики своё видение магических способностей, выраженных платьями. Попытки подобного уже предпринимались, но дальше рунических росписей дело не доходило. А француз вот выделился. Например, магию теней модельер отразил в складках невесомой фаты,
