Биение истинного сердца - Айя Кот
Однажды он в очередной раз экспериментировал с подпространственным миром. Хотел теорию проверить, да что-то не так пошло. С тех пор изба его на бройлерных окорочках крутится-вертится. Хотел потом ещё и кудахтать её заставить, но так и не получилось. Он ведь не использовал привычную магию. Всё через травы, отвары, зелья. И одним обмывал избу, и другим пропитывал. Кукарекать не научилась и ноги так и остались. Но зато умудрился отвар какой-то наварить, чтобы изба свои ножки подгибала и «сидела» смирно на земле. То ли снотворное, то ли успокоительное. Он в целом мог что угодно из трав сотворить. Хоть чай, придающий сил, хоть отраву, действующую практически моментально. Из-за этого, кстати, и начали его бояться на Большой Земле, да прозвали чем-то противным и злым.
Он туда прилетал, накинув на себя морок пожилой женщины. Времена тяжёлые были. Распределение энергий, войны бесконечные за право остаться единственной силой, а остальных подчинить… Всё пытались отделить Тьму от Света и Свет от Тьмы, хотя нужно было наоборот приводить к балансу…— Есения качает головой. — Тогда любого мужчину, обладающего силой, моментально хватали и тянули воевать, а женщин как-то не признавали. Считали их неспособными. А в некоторых местах и вовсе пытались сделать из них фамильяров. Воевать Ёкки, разумеется, не хотел. Не во имя разделения. Вот и прикидывался бабулькой. Что взять с обыкновенной травницы, которая не может даже огонь разжечь?
А потом с Буяном случился Черномор. Ёкки улетел первым. То ли бежал, то ли ещё что. Возможно, он и показал Черномору путь… — Есения затихает на секунду, осматривая окружающих, которые словно в трансе сидели и слушали её, замерев. Только Горыныч тихонько помешивал в небольшом котелке на костре тушёнку с гречкой. Додумался прикрыться немного, зараза. И всё равно заслушивался. — На Большой Земле Ёкки так и ходил с мороком. Он здесь даже землянку себе выкопал, чтобы не оставаться посреди голого леса во время своих визитов. А маги каким-то образом узнали, что в землянке бабулька не только чаем вкусным напоить может, но и сил прибавить или отравить, да и ополчились против него. Пытались захватить, уничтожить, выкрадывали рецепты, рисунки… На одном из них и была избушка с куриными ногами. Со всеми рецептами, что Ёкки использовал в попытках её трансформировать. Только вот он никогда не писал пропорции, всё по памяти смешивал. Редко когда оставлял на бумаге пометки, чтобы не запутаться, но и по ним чужаки не смогли бы ничего смешать. Важны ведь не только ингредиенты, некоторые из которых на Большой Земле не достать, но и их количество.
Многие тогда отравились и умерли. Окрестили его Ягой, сторонились, ибо слух пустили, что она на тот свет всех отправляет. А он и женщинам до Черномора часто помогал, и детей травками поил, чтобы сильными росли, а не умирали, воинов на ноги ставил, раны залечивал примочками… Характер у него, конечно, на любителя был. Но это только на первый взгляд. Вроде холодный, неприступный, а всё равно всем поможет, подскажет, чаем напоит, накормит. И уютный он очень, если дверь в его обитель не выламывать. Я уже и не вспомню, чего мы с ним не поделили когда-то… — Есения тихонько усмехается. — А потом разошлись окончательно. Мы воевали, а Ёкки, который для всех с Большой Земли стал Ягой, куда-то перебазировался со своей землянкой. Тогда думали, что всё-таки достали его маги и убили. Но раз избушка здесь… Скорее всего возвращался на Буян, пока тот ещё был открыт и жив, и забрал её оттуда. Может, летать научил, а может, к ступе привязал и перетащил. У неё грузоподъемность прекрасная. Напитал древесину очередным отваром. Тогда на Буяне все смеялись, что намудрил Ёкки, сделал из обычной деревяшки что-то настолько сильное, что аж бесполезное. Прямо как маги с Большой Земли. Они же те ещё любители бесполезной мощи…
Есения замолкает, с удовольствием вслушиваясь в тишину и наблюдая за полубессознательным состоянием всех присутствующих. Ей всегда нравилось рассказывать истории так, чтобы присутствующие могли ещё и видеть их перед своими глазами. Чтобы картинки мелькали, сменяясь, чтобы чувствовалась ленивая лёгкость, которая бывает в моменты, когда вот-вот провалишься в сон. Нравилось удерживать магов в таком состоянии. Это ведь не просто интересный рассказ, но ещё и потрясающий отдых для сознания и тела. Есения с радостью бы только так и использовала свой талант, но слишком уж часто приходилось в рассказы добавлять некоторые незаметные детали, которые заставляли магов сходить с ума или против воли обездвиживали их.
Можно ведь рассказывать о чём-то приятном, но картинки показывать совершенно другие. Или в нужные добавлять элементы, которых быть не должно. Рассказываешь о том, как человек ложкой зачерпывает кашу, а визуально посылаешь сигнал о том, как он топором рубит пюре. Бессмыслица, заставляющая мозг сходить с ума и тратить все силы на то, чтобы понять и привести картинку к норме. А в это время очень удобно доставать информацию из мага или обезвреживать его. Но чаще — уничтожать.
Коротко вздохнув, Есения осторожно касается пальцами щеки Арсения, который тут же поворачивает голову и смотрит с такой нежностью и преданностью, что у Есении аж что-то покалывает внутри. Её Арсений. Доверительно отдавшийся баюканью, хотя мог бы и не поддаваться. Есения в него не целилась. Она в принципе рассказывала не для того, чтобы довести всех до состояния тряпочки. А получилось… Есения качает головой и осторожно утыкается носом в щёку Арсения. Он всё понимает, чувствует, но совершенно расслаблен и податлив. Добровольно. С максимальным доверием. Зная, что ничего плохого не случится и можно доверить целую жизнь…
Глава 23. Об избушке, воспоминаниях и первой встрече
Лес недалеко от Московии. Очень поздняя ночь, плавно перетекающая в утро.
Зевнув, Арсений подкидывает веточек в костёр и вновь заглядывает в подпространство. Тепловой купол мерцает сверху, одна из голов Горыныча уткнулась в землю и дышала на неё, подогревая, Серёжа спал на рюкзаках, Птахов свил гнездо в волосах Дениса и тоже дремал, а Есения свернулась калачиком возле Арсения на еловых ветвях, которыми они накрыли землю, прежде чем укладываться. Вокруг такая же тишина, как и вечером. Ни движений, ни каких-либо энергетических всполохов, словно сильнейшие Московии не собирались вчера
