Вскрытие и другие истории - Майкл Ши
Мириадам лягушек и жаб так и не удалось привнести лягушачий привкус в водохранилище Галча – источник питьевой воды и место купания для горожан. Почему же? Да потому что недостаточно быть злобной, бородавчатой и гадливой тварью. Нет, подпортить воду не всякое земноводное сможет, а вот тот самый жаб – без труда. Пораженный тем, как был слеп и с какой угрозой столкнулся, я откинулся на спинку стула и перевел дыхание.
Водохранилище Галча! Чистейший, прохладный водоем – что же еще могло быть истинной целью жаба с самого начала, Мучить меня и близких было задачей вторичной; так, чтобы мерзости свои в узде держать. А основная работа – загрязнение этого чудесного водоема. Вот к чему он с первых дней стремился.
Не стану расписывать, что я чувствовал, когда на меня обрушилось, по сути своей, одинокое обязательство, которое не с кем было и разделить, – даже с этим недоумком-социологом, хоть он сидел близко. Ведь не мог же я рискнуть и намекнуть человеку, чье дыхание выдало его с головой, что его суждения прогнили, а рассудок помутился от регулярного приема жабьего сока. Одиночество. Теперь я очень хорошо понимаю, что это значит. Но разве жизнь чего стоит, если в ней нет того единственно важного, что преобладает над остальным? Жизнь без единой вершины – невыразительна, и это факт.
Следующие несколько дней я обращал имущество моих соседей в наличные, и задачка эта была не из легких. И все же, пока чувствовал, что могу справиться один, то не видел причин беспокоить по этому поводу соседей и изводить их паникой. Возможно, нашлись бы такие люди, что позже назвали бы меня честолюбцем, но я знал, что втайне они точно бы хотели посодействовать. Через неделю после расправы на ферме Уиддлса я собрал все необходимые ресурсы, был готов действовать.
Я улизнул из дома, когда совсем стемнело, но оставил свет, чтобы задержать жаба, пусть думает, что мучает меня. Я поспешил в долину, к оборудованию, припрятанному возле плотины водохранилища Галч, которую щедро украсил динамитом, дабы превратить этого жаба в легкую зеленую дымку, расстилающуюся над нашим и шестью соседними округами.
К слову, любой другой добропорядочный человек больше ничего бы и не задумывал; установил бы детонатор на вершине ближайшего холма, уселся на землю, достал прибор ночного видения и выжидал, пока этот жаб не заплывет в водохранилище.
Но что будет, когда три миллиона кубических футов воды покатятся полторы мили вниз по ущелью и обрушатся на город у подножия, на сам Галч? Уверяю вас, все это я предусмотрел и предпринял особые дополнительные меры предосторожности: обнес обе стороны теснины, что в полумиле от плотины, и саму плотину. Затем забрался на холм с парой детонаторов и принялся ждать.
Прошел добрый час, когда его засекли инфракрасные датчики. Появился он легким движением в камышах, однако цинизм, развязность этого движения не узнать было невозможно. Затем он пошел рябью, медленной и беспрерывной, к центру водоема.
Я держался из последних сил, выжидая, пока он не нырнет в чистые (точнее, прежде чистые!) и нежные воды этого бедного пропащего озерца. Так я и наблюдал, ждал, пока жаб этот достигнет самого центра, окунется в глубины греха, кичась и спустив штаны до лодыжек, чтобы – хлоп! – подорвать его так, чтобы он из носков вылетел и попал в самый прескверный, горячий закуток ада. Он погружался все глубже и глубже. Я стиснул зубы, временил – мгновение, другое, – застонал и вдавил обе кнопки. Рванули заряды.
Плотина вздулась огромным пузырем, а затем развалилась, как только до меня дошла плоская ударная волна. Вода, будто огромный слизняк, поползла вниз по ущелью, – и тут до меня дошло эхо от теснины; я повернул прибор ночного видения: как я и задумал, стенки ущелья рухнули друг на друга, создав тем самым земляную дамбу, способную задержать поток воды и не дать ему обрушиться на Галч.
Сверху заморосило брызгами, а черная вода змеилась вниз, все быстрее и быстрее. К моменту, когда она добралась к насыпи, водохранилище превратилось в огромную пустую чашу, блестевшую в лунном свете.
Правая сторона моей земляной дамбы держалась крепко. Ни на дюйм не сдвинулась, как я и рассчитывал. А вот другая, левая, сплоховала. Оказалась такой хрупкой, будто ее из леденцов построили. Вода пробила ее насквозь, как кулак толщиной в двести футов, и стремительно понеслась к городу.
Я мчался со всех ног по склону сквозь озерный дождь, который все никак не прекращался. До окраины добрался с огнеметом наготове.
Три-четыре богатых квартала, что стояли на возвышенности, даже не забрызгало. А вот остальную часть города занесло напрочь, и если бы кто забрался на самую вершину ущелья, напялил грязевые лыжи и проехал до самого низа и через весь город, то спуск его был бы плавным, приятным, без единой кочки или неровности. Что я тогда чувствовал – описывать нет смысла. Я ощутил то же, что и любой нормальный человек, стань он свидетелем ужасной трагедии, выпавшей на долю невинных горожан и произошедшей по вине одного лишь обезумевшего жаба, несущего разрушения.
Но в такие моменты стоит помнить горькую правду – мертвых не спасти. Я проверил прихваченные газовые баллончики и направился к кучке выживших. Мэр в домашнем халате пытался успокоить десяток обступивших его соседей. Толпа глядела на глинистые холмы и низины – на то, что раньше было недорогим районом и деловым центром. Подойдя ближе, чтобы все объяснить, я огляделся по сторонам в поисках останков врага, дабы подкрепить мою историю. Но я даже не подозревал, что отыщу кое-что в разы хуже, чем кусок тела того жаба.
Фонари не работали, и выжившие стояли с керосиновыми лампами, так что только оказавшись в пределах слышимости группы, я осознал жуткую правду. Жаб, целый и невредимый, насмешливо глядел на меня, уютно устроившись на плече мэра, будто верный домашний попугай. Мэр что-то произнес.
Люди, собравшиеся позади, тоже что-то говорили мне. Видя, как обстоят дела, я, конечно, не обращал на них внимания. Я встретился с ним лицом к лицу и был собран как никогда в жизни. Огнемет я перевел в режим испепеления и обратился к жабу.
– Мистер Жаб, – сказал я. – Вместе мы через многое прошли, а сейчас оказались в отчаянном положении. У нас семь тысяч четыреста восемь невинных жертв – мужчин, женщин и свиней, – не говоря уже о серьезном материальном ущербе. Легко повесить сфабрикованные обвинения на человека в моем положении. Послушай же: остерегайся гнева терпеливых! Как бы твоя
