Однажды кажется окажется - Елена Николаевна Рыкова
Старик с коровой ждал её возле стенда.
– Ты обещал мне всё объяснить, – потребовала Марта.
Ахвал жестом показал ей на скамейку. Девочка послушно присела.
– Там, на поляне, ты сказал: «брату твоему нельзя с нами», – тихо продолжила Марта, – а ещё ты сказал: «остановись».
Старик опустился рядом с ней. Носком остроносого ботинка он вытолкнул из-под скамейки сухую палку и нарисовал на гравии дорожки несколько волнистых линий.
– Вода, – ткнул палкой.
Продолжил одну из линий, которая превратилась в дерево с полукруглой кроной:
– Лес.
Рядом схематично – рывок вверх, рывок вниз – он изобразил гору:
– Камень.
Возле горы закрутил в воронку смерч:
– Воздух.
И чуть поодаль, отдельно от общего рисунка, старик нарисовал два перекрещённых бревна, от которых тянулись вверх три извивающихся языка:
– Огонь. – Он поднял на Марту глаза. – И вы. Люди. Глина. Земля. – Он провёл под рисунком ровную черту. – Шесть материй, которые всегда сосуществовали рядом и редко перекрещивались. – В его тёмных глазах появились крошечные огоньки, и Марта вновь уловила укор. Так смотрела на неё Зейнеп после перехода на ту сторону – как на виновную.
Однако старик не высказал никакого упрёка. Он спокойно продолжал:
– Ты видела уже скогср. Духов леса.
– Ну, получается, что и сьор с бергсрами я тоже видела. Духов воды и камня, – сказала Марта. Она уже порядком подустала от этих сказок: и Майя, и Зейнеп рассказали достаточно. Единственное, что интересовало её, – это Цабран. И ей хотелось торопить старика с его мифами.
– Да и ифритов, – улыбнулся Ахвал.
– Тебя ведь на самом деле зовут Агарес? – спросила она. – Это ты изображён на барельефе главного корпуса?
– Я. – Старик откинулся на спинку скамейки.
– То есть ифриты не все злые, так?
– Выходит, что так.
– А чем же ты питаешься, если не человеческой болью? Майка говорила про вас такое… а ещё она говорила, что лес с огнём никогда не объединится, а вы вон с Зейнеп не разлей вода…
– Не всё знает твоя подруга. Далеко не всё. Юна она слишком.
– Так расскажи мне! – Марта повысила голос. – Только не сказки эти про духов – знаю, знаю, верю! Расскажи мне, откуда у меня брат? И что это за мир, в котором он живёт?
– Тут по порядку надо. – Старик стёр свои рисунки, подняв облачко пыли. – У всего есть начало своё. И у мира нашего есть начало. Оно – там. Всё, что происходит здесь, есть лишь отображение. Всё, что кажется здесь, там – не кажется. Здание отбрасывает облик свой на землю. Человек в воде отражается. Наш мир – тень того, изначального.
– И это я там почувствовала, хорошо так поняла. То есть мы всего лишь чьи-то копии? – спросила Марта. – И где-то там живёт такая же, как я, девочка, и это она решает, что делать, куда бежать, что есть и когда спать, а я лишь повторяю за ней, как кукла-марионетка?
– Нет, – Ахвал покачал головой, – не так всё просто и буквально. Разные люди и духи обитают что тут, что там. Многого я и сам не ведаю. Небольшие жизни все походят друг на друга. Люди схожи с каплями дождя, что бегут по стеклу: одна от другой неотличима. Там, думаю я, живут подобные подругам твоим сёстры Мишаевы и другие люди, подобные знакомым и друзьям твоим. Но тебя это не касается. Ты одна.
Марта вжалась в скамейку, в животе заурчало.
– События большие там всегда имеют отклик тут, – говорил старик, – если начнётся там война – то случится она и в этом мире. Если возникнет по ту сторону неизлечимая болезнь, то придёт она так или иначе сюда. Но и хорошее совпадает тоже.
– Почему я такая одна? – перебила девочка.
– Марта, – Ахвал поморщился, – ты не совсем человек. Лишь скогсры могут сочетаться с людьми браком, ибо рождаются у них только девочки. Остальные материи держат себя в чистоте. Огонь сожжёт дерево. Воду нельзя мешать с камнем. Воздух… не соединишь с глиной. Но твоим родителям это удалось. Ничего не знаю я, предполагать только могу. Но один из них – человек, другой – марид. Джинн воздуха. Браки такие не просто запрещены – они невозможны. Не знаю, что сделали они, чтобы быть вместе. Но цена невозможного всегда огромна.
– Точно! – спохватилась Марта. – Мне же Цабран это говорил!
Это всегда было в ней. Воздух – холодный, горячий, свежий – был ей другом. Ленивая духота в летний день сменялась спасительным ветерком от мысли: «Вот бы сейчас подуло». Осенние порывы, вонзающие иглы ливня в лицо, утешались, успокаивались, стоило ей выйти на улицу. А метель зимой заходилась в протяжном своём нытье, только когда Марта сидела на подоконнике, в тепле и уюте настольной лампы, с книжкой и чашкой чая. В детстве она играла в игру: представляла, что управляет потоками снежинок, которые кружились за окном. Она могла долго всматриваться в них, и через какое-то время казалось, что они вьются в косице ею придуманного танца.
– Я полумарид, как и брат, – сказала она спокойно, – логично.
– Это ещё не всё, что ты должна знать. – Старик вновь посмотрел на неё. – Миры, тот и этот, существуют параллельно. И ходу туда или обратно нет. Если ты рождён тут – ты всю жизнь проживёшь тут. Если там – то только там.
– Но как же…
– Только близнецы от смешанного союза могут открыть проход, Марта. Каждый раз, когда открывается разлом, связь между мирами нарушается. Близнец, живущий здесь, причиняет зло – большое или малое – миру по ту сторону; близнец, живущий там, – разрушительную силу по эту сторону имеет.
2
Он услышал, как что-то зашуршало в траве возле сарая с садовыми инструментами, а вскоре и увидел, как к покосившейся двери чулана бегут ящерицы.
Балам довольно смотрел, как они, напрыгивая друг на друга, образовывают живой холм. Холм поднимался выше и выше, пока наконец не собрался в женщину в тёмных очках и зелёной шляпе.
– Балам.
– Почему так долго? Ты принесла книгу? – Он не откликнулся на приветствие.
Ламия попыталась сунуть руку в карман юбки, но пошатнулась. Со второй попытки ей это удалось. Она протянула ему брошюру, скатанную в трубочку и перевязанную двумя тесёмками.
– Это точно она? – он смотрел с сомнением.
– Разверни, – сказала Ламия, – это она. Другой у нас нет. Моя сестра, Селенит, ходила за ней в чертоги Чатыр-Дага. Я сама не знала, где она.
– Допустим. – Он убрал свиток в карман джинсов, не разворачивая. – Я
