Эпифания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф
Пообещал… вот только сдержал ли слово?
– Не поможешь ли мне с ногами, патера кальд? – окликнул Шелка Кетцаль, подойдя к изголовью гроба майтеры Розы.
– Да, разумеется, Твое Высокомудрие. Отнесем его внутрь…
– Нет, патера кальд. Мы возложим его на священный огонь. Если погребения не осуществить, кремация вполне позволительна. Будь добр…
Поднимая изножье гроба, Шелк обнаружил, что гроб куда легче, чем он полагал.
– Твое Высокомудрие, разве нам не надлежит обратиться к богам с молитвой об усопшей?
– Я уже сделал это, патера кальд. Ты просто слишком глубоко о чем-то задумался. Давай: как можно выше, и сразу же на огонь. Только, будь добр, не бросай. Раз, два… три!
Опустив гроб на алтарь, Шелк поспешил отступить от взвившихся кверху языков пламени.
– Возможно, нам следовало бы подождать майтеру, Твое Высокомудрие?
Кетцаль вновь отрицательно покачал головой.
– Так лучше, патера кальд. И в огонь глядеть лучше воздержись. Кстати, знаешь ли ты, зачем гробам придают такую своеобразную форму? Смотри на меня, патера кальд.
– Как объясняли нам, для того, чтобы оставлять припуск под плечи, Твое Высокомудрие.
– Да-да, – кивнул Кетцаль, – именно так сие всем и объясняют. Однако очень ли нужен вот этой вашей сибилле припуск под плечи? Смотри на меня, тебе сказано!
Тонкие крашеные доски уже сделались черными без обмана, обуглились в лижущем гроб пламени, запылали, порождая новые, новые языки огня.
Как странно… неужели этот согбенный, плешивый старик – действительно сам Пролокутор?
– Нет, – признал Шелк и снова отвел взгляд от алтаря. – Нет, Твое Высокомудрие. Как и большинству женщин, и даже многим мужчинам.
Ноздри защекотала вонь сгорающей плоти.
– Делается так затем, чтоб мы, живые, не перепутали, с какой стороны голова, когда гроб накрыт крышкой. Гробы, видишь ли, порой ставят стоймя… патера!
Сам не заметив, как вновь устремил взгляд в огонь, Шелк отвернулся от алтаря, прикрыл ладонью глаза.
– Я бы избавил тебя от этого вовсе, будь у меня возможность, – вздохнул Кетцаль.
– От чего именно, Твое Высокомудрие? – осведомилась майтера Мрамор, вернувшаяся с простыней.
– Его Высокомудрию не хочется, чтобы я видел лицо майтеры Розы, сгорающее в огне, – пояснил Шелк и протер глаза, надеясь, что майтера Мрамор подумает, будто это уже не впервые, будто слезятся они лишь от дыма.
Майтера Мрамор подала ему край простыни.
– Прошу прощения, что так долго, патера… случайно увидела собственное отражение, а после искала зеркальце майтеры Мяты. У меня царапина на щеке.
Шелк стиснул уголки простыни в мокрых от слез пальцах. Ветер рванул ткань из рук, но он держал простыню крепко.
– Так и есть, майтера. Когда же ты оцарапалась?
– Понятия не имею!
Тело Мускуса Кетцаль, к немалому удивлению Шелка, поднял без напряжения: очевидно, сил в этом почтенном старце оставалось куда больше, чем могло показаться со стороны.
– Простыню расправьте и опустите наземь, – велел он. – Уложим его поверх и укутаем.
Не прошло и минуты, как водруженного на алтарь Мускуса тоже охватило пламя.
– Долг велит нам поддерживать огонь, пока оба не догорят. Смотреть на них не обязательно, а посему предлагаю от сего воздержаться, – объявил Кетцаль, загораживая алтарь от Шелка. – Об упокоении их духов помолимся в частном порядке.
Шелк смежил веки, склонил голову и мысленно обратился к Иносущему, хотя отнюдь не питал уверенности в том, что самый таинственный из богов слышит его, неравнодушен к его словам, да и вообще существует.
– Однако я твердо знаю вот что, – говорил он, шевеля губами, но вслух не произнося ни звука. – Для меня ты – единственный бог, и, пусть на деле это не так, мне куда лучше отныне почитать только тебя, чем поклоняться Эхидне или даже Киприде, чьи лики я видел воочию. Посему молю тебя: смилуйся над сими людьми, над нашими усопшими. Вспомни, что я, тот, кому ты однажды оказал величайшую честь, должен был полюбить их обоих, но не смог, и посему не сумел, не успел привести их к тебе, прежде чем обоих призвал Иеракс. По сей причине вину во всех прегрешениях, совершенных ими за время знакомства со мною, по справедливости следует возложить на меня. Принимаю ее и молю тебя простить их, горящих в огне, а также меня – меня, чей огонь еще не разожжен. Не гневайся на нас, о Таинственный Иносущий, пусть даже мы никогда не почитали тебя в должной мере. Тебе, Иносущий, принадлежат все изгнанники, все отверженные, все презираемые. Неужто сими мужчиной и женщиной, оставленными мной в небрежении, пренебрежешь и ты? Вспомни убожество нашей жизни и их смерти. Неужто нам вовек не сыскать покоя? Оглянувшись назад, дабы уразуметь, чем мог навлечь на себя твое недовольство, я осознал, что всеми силами избегал майтеры Розы, хотя она могла заменить мне бабушку, которой я не видел ни разу в жизни, а Мускуса ненавидел и в то же время боялся, хотя он не причинил мне ни малейшего зла. Теперь-то я понимаю, вижу: оба они принадлежат тебе, Иносущий, и ради тебя мне надлежало полюбить их обоих. Зарекаюсь впредь поддаваться гордыне, а память их буду чтить до конца своих дней. Клянусь в сем, о Иносущий, а тебе приношу в дар собственную жизнь, только даруй прощение сим мужчине и женщине, предаваемым ныне огню!
Открыв глаза, он обнаружил, что Кетцаль уже завершил молитву, если молился вообще. Вскоре подняла склоненную голову и майтера Мрамор.
– Не мог бы Твое Высокомудрие, знающий о бессмертных богах более всех в нашем круговороте, просветить меня в отношении Иносущего? – осведомился Шелк. – Да, он, как я и сообщил твоему коадъютору, удостоил меня просветления, однако я был бы чрезвычайно рад узнать от тебя что-либо новое.
– В отношении Иносущего либо любого другого бога я, патера кальд, не смогу сообщить тебе ничего. Ибо всеми силами постарался забыть даже то немногое, что успел узнать о богах на протяжении долгой жизни. Эхидну ты видел сам… и станешь ли после этого спрашивать, почему?
– Не стану, Твое Высокомудрие, – подтвердил Шелк и нервно взглянул на майтеру Мрамор.
– А я не сподобилась, Твое Высокомудрие, – призналась она, – но видела Священную Радугу, слышала голос богини, и как же мне сделалось радостно! Просто чудо, как радостно. Помню, она призвала всех нас блюсти чистоту, заверила в покровительстве Сциллы… а более ничего. Не мог бы ты рассказать, о чем она говорила еще?
– Велела твоей сестре свергнуть Аюнтамьенто, и этого для тебя, майтера, пока что довольно.
– Майтере Мяте? Да ведь она же погибнет!
Кетцаль выразительно пожал плечами.
– Полагаю, майтера, в этом нет ни малейших сомнений. До того, как в минувшую сциллицу сюда явилась Киприда, Окна нашего города оставались пусты на протяжении десятилетий. Приписать сию заслугу себе я, увы, не могу, не моих это рук дело… однако я сделал все, что в моей власти, дабы предотвратить теофании. Не так
