Костер и Саламандра. Книга 2 - Максим Андреевич Далин
На том все и разошлись: Норис, Броук и столичная четвёрка – по своим делам, ашурийский (так правильно, а вовсе не «ассурийский») принц, Виллемина и Раш – в Штаб. А со мной остались мои люди – и Далех.
Сколько лет Далеху – я не могла понять.
Может, двадцать, а может, и сорок. Ряшка у него блестела, как надраенный медный грош, ни морщин, ничего такого, глазки узенькие, как щёлочки, зато губы толстые и мягкие, как у лошади, – и улыбаться любит. Зубы белые. И усы себе брил, и бороду, и все волосы – есть седина или нет, не разберёшь. Спокойненький такой, неторопливый, вкрадчивый, как толстый кот. Смотрит своими щёлочками – и улыбается. Белый Пёс из рода Белых Псов. С его родом прадед принца по имени Вольный Ветер заключил договор: чтобы они охраняли ашурийский престол в двух мирах.
В двух мирах. Рехнуться можно.
А ещё Далех отлично говорил на нашем языке, только называл всех на «ты» – и сначала мне показалось, что он вообще ничему не удивлялся.
Но Валор его таки удивил.
– Ты, достопочтенный Валор, – сказал Далех, – по моему разумению, из всех, кого белая леди вернула в мир под солнцем, самый невероятный. Я, мальчиком, слышал рассказы от деда о духах, вселившихся в чужое тело, и всегда это были страшные истории. И я уж точно не слышал о таком чародействе, что вселяет духа в давно мёртвое тело и тем даёт столько жизни этому телу. Это дело невероятное.
– Знаешь, – сказала я, – я вот очень рада это слышать. Надо же и тебе показать что-то невероятное, не всё нам смотреть, разинув рот.
– Пока вы провожали эшелон, леди, тут было такое представление! – радостно сказал Ольгер. – Когда Ларс меня чуть с ног не сбил и завопил на весь Дворец: драконы, драконы приехали!
– И все ещё смотрели лошадей, – сказал Жейнар. – Золотых лошадок… или… не знаю. Золотых – это неточное слово.
– Золотые – впрямь неточное слово, – сказал Валор. – Лошади действительно очень красивы, деточка. Я бы сказал, цвета чайной розы, цвета вечерних облаков, освещённых солнцем, настолько холёные, что светился каждый волосок на их шкурах. Мы все изрядно отвлеклись, дорогая: наши прекрасные южные гости привезли с собой чудеса и надежду…
– Но хорошо бы вернуться к нашим печальным делам, да? – сказала я. – Скажите, Валор: вы тоже чувствуете вот это… что сердце ноет рядом с зеркалами?
Валор грустно кивнул и показал взглядом на наше главное «связное» зеркало, прикрытое куском кисеи.
– Смотрите, леди, – сказал Ольгер, сдёргивая ткань. – Вот проба.
Он щедро плеснул себе эликсира на пальцы, черканул знак призыва во всё зеркало – и Дар во мне отозвался той же тянущей болью, так, что захотелось схватиться за грудь.
А с той стороны снова поднялась эта серая муть.
– Ц-ц-ц, – вдруг зацокал Далех. – Ай-яй-яй… – и тронул кончиками пальцев стекло.
У него даже ряшка перестала быть самодовольной. А мы все ждали ответа – и уже понимали, что не приходится надеяться на что-то доброе.
– Рука должна быть тёплая, – сказал Далех. – Можно смотреть и через зеркало. Деды смотрели через отражение в растворе туфы, но можно и через зеркало. Только рука должна быть тёплая. Та рука, в которую ты льёшь туфу, та рука, которой чертишь этот знак… Скажи-ка, достопочтенный алхимик: не похож ли твой эликсир на раствор туфы?
– Да жаба ведает! – мотнул головой Ольгер. – Может, похож, только я не знаю, что такое туфа. Лучше объясни: что такое «тёплая рука»?
– У живого – тёплая, – сказал Далех и пожал плечами.
Клай, подумала я, – и мне захотелось орать и бить кулаками по стеклу, пока это проклятое зеркало не разобьётся. Я знала, что это Клай. И меня ужасал этот серый туман, будто его душа пыталась как-то докричаться из посмертия – и не могла…
– Мою руку в полной мере тёплой не назвать, – сказал Валор, – но худо-бедно я могу дозваться через зеркало.
– Простите, мессир наставник, – сказал Жейнар. – Вы не каждый раз могли, пока леди Карла не завязала третий Узел, помните? Наверное, теперь ваша рука уже достаточно тёплая…
– И всё же у меня пару раз получилось и раньше, – возразил Валор. – Впрочем, вампиры не могут вовсе, адмирал как-то говорил об этом…
– Это просто не их метода, – сказал Ольгер.
– Прекратите уже! – рявкнула я. – Клай умер! И его душе нет покоя! А вы…
– Деточка, дорогая, – тихо сказал Валор, – его душе нет покоя именно потому, что он не может высказаться. А мы пытаемся понять, как ему помочь.
Я погладила стекло зеркала. Оно было страшно холодным, и холодная тоска втекала из него в мою руку. Рука немела, как от ледяной воды.
– Ц-ц-ц, – снова причмокнул Далех, покачивая головой. – Как же это вы? Если это мёртвый зовёт через зеркало, значит, надо ответить мёртвому, а не пытаться звать его, будто он ещё живой. С берега его надо звать.
– С берега? – переспросил Ольгер. – Реки забвения?
– Мистаенешь-уну, – сказал Далех. – Серая река. Серое в зеркале.
– А вы можете, Далех? – спросил Валор. – Позвать мёртвого, который так нестерпимо далеко? Я умею разговаривать с духами – и уже несколько часов пытаюсь обратиться к духу нашего друга, но не могу. Я думал, что могу позвать очень издалека, но мне мешает что-то – и я сам не могу понять что.
– Не знаю, могу или нет, – сказал Далех. – Никогда не пробовал – и старики не рассказывали. Но я знаю, как звать душу с берега – вот и позову душу с берега, как полагается звать Белому Псу. Мне всегда помогал огонь. Может, так и получится дозваться – через огонь. Мне жаровня нужна, почтенный Валор. Нужна жаровня… и вот ещё что. Жейнар, можешь ли принести мне мою торбу, что осталась в конюшне? Ты сразу узнаешь: это такая старая, потёртая торба, она сшита из кожи цвета песка и кожи цвета тёмного дерева – и кожа цвета песка изображает язык пламени.
– Я схожу, я! – вызвался Ларс, который сидел всё это время в уголке, как мышонок, и внимательно слушал. – Я видел, знаю, где она лежит!
И немедленно удрал.
А Жейнар пошёл
