Гений Медицины. Том 3 - Игорь Алмазов

Несколько минут ещё обсудил самочувствие главного врача, попутно вливая в него магию, а затем направился назад в терапию.

И меня тут же перехватила Ольга Петровна, всучив результаты стернальной пункции Костылева. Так, посмотрим…

Содержание бластных клеток не увеличено, мегакариоциты в норме, лимфоциты в норме, красный росток кроветворения в норме. Этого не может быть!

— Это точно анализы Костылева из девятой палаты? — уточнил я у медсестры.

— Точно, — заверила она. — Гематолог лично выполнил процедуру. Просил вызвать его после получения результатов. А что такое?

— Да нет, ничего, — я решил не грузить Ольгу Петровну лишней информацией и отправился искать Зубова.

Результат срочно нужно было обсудить. У Костылева была абсолютно нормальная миелограмма. Даже намёка на острый лейкоз нет! Никакой формы.

Такого просто не может быть, кровь бралась дважды, и судя по ней — всё очень и очень плохо. Такого случая просто ещё не было в медицине, ни две тысячи лет назад, ни в современное время.

Поэтому это нужно было обсудить с наставником.

Зубов нашёлся в ординаторской. Я передал ему результат обследования, и подождал, пока он всё изучит.

— Как такое вообще возможно? — его удивление было не меньше моего. — Это какой-то новый случай в медицине?

— Даже если лечить магией, восстановить все элементы крови, причину мы не знаем, — кивнул я. — И это будет чисто симптоматическое лечение, а не патогенетическое.

То есть если мы не выличим причину, все снова может повториться. А этого допускать никак нельзя.

— Этот случай точно нужно осветить на телеконференции, — заявил наставник. — Давайте я вызову гематолога, и все вместе ещё раз осмотрим пациента!

Он бросился звонить в отделение гематологии, а меня шёпотом стал звать Клочок.

— Хозяин, у меня очень важная информация, — прошептал он, когда я подошёл к сумке.

— Не сейчас, — ответил я. — Есть дела поважнее, надо с пациентом разобраться.

— Но я узнал… — попытался возразить крыс.

— Потом расскажешь, — я закончил разговор, потому как Зубов как раз тоже повесил трубку.

Мы с наставником отправились к палате. Возле неё дождались гематолога, он подошёл минут через пять.

— Попов Денис Анатольевич, врач-гематолог, — коротко представился он мне. — А то мы с вами уже не первый раз пересекаемся, а познакомиться так и не успели.

— Боткин Константин Алексеевич, врач-интерн терапевтического отделения, — кивнул я. — У нас тут очень интересный случай.

— Да, Михаил Анатольевич коротко объяснил по телефону, — кивнул гематолог. — Впервые сталкиваюсь с таким за всю свою практику. Давайте пройдём к пациенту, я задам ему несколько вопросов.

Мы зашли в палату всей процессией, чем несколько напрягли Костылева.

— Вы все ко мне? — настороженно уточнил он.

— Да, консилиум по поводу вашего случая, — кивнул я. — Дело в том, что, как я уже и говорил, у вас не самые хорошие показатели крови. При этом миелограмма, которую мы брали сегодня, в порядке.

— Из-за этого мы собрали консилиум, чтобы обсудить ваш случай, — добавил Михаил Анатольевич. — Вы не волнуйтесь, у нас лучшая клиника в городе, так что мы определим тактику вашего лечения.

— Вы будете лечить меня все вместе? — напрягся пациент.

— В таких случаях всегда собирается консилиум, — ответил ему Попов. — И несколько врачей решают, какую тактику выбрать.

— Для начала мы ещё раз вас осмотрим, — произнёс я.

Следующий час мы тщательно опрашивали и осматривали Костылева. Он заметно нервничал, но странным это не казалось. Всё-таки человеку сказали, что не могут определить его диагноз. Тут любой занервничает.

Я осматривал его всеми аспектами, но патологию или нарушение функции какой-либо из систем организма поймать по-прежнему не мог. Ерунда какая-то!

Судя по лицам Попова и Зубова, у них была такая же проблема.

Костылеву были заданы десятки вопросов, про род его деятельности, про семью, про детские заболевания. Но картину ничего из этого не прояснило.

Спустя час мы, совершенно обессиленные, отправились в ординаторскую, передохнуть и обсудить полученные результаты.

* * *

Костылев еле дождался, пока вся эта процессия покинет палату, и бросился в туалет. Надо было срочно звонить Роману.

Соколов взял трубку только с третьего раза.

— Слушаю, — недовольно произнёс он.

— Роман, это катастрофа, — торопливо заявил Костылев. — Боткин собрал комиссию врачей из-за моего случая. Они меня сейчас час мучали. И ушли обсуждать мой случай.

— Вот чёрт, — выругался Соколов. — Ваша задача была — запутать одного конкретного человека! Вы зачем это допустили⁈

Судя по голосу, он ужасно разозлился. Но и Костылев ему не был мальчиком на побегушках.

— А что я мог сделать? — возмутился он. — Я следовал вашим инструкциям, а Боткин, как хороший врач, решил обсудить это с другими коллегами.

Константин Алексеевич вообще производил на Костылева очень хорошее впечатление. Тем хуже было лгать ему и вести себя, как негодяй. Боткин искренне пытался помочь Костылёву, разобраться в его болезни. Болезни, которой на самом деле не было.

— Кого он позвал к себе на помощь? — проигнорировав слова Костылева, спросил Соколов.

— Заведующего отделением, Зубова Михаила Анатольевича, — ответил он. — И ещё гематолога, я не знаю, как его зовут.

— Хм-м, — раздалось в трубке. — Гематолога конечно зря… Но это необходимая жертва. А так ещё и от Зубова избавимся… Это прекрасно!

Кажется, он разговаривал сейчас сам с собой.

— Что? — переспросил Костылев.

— План остаётся прежним, — отозвался Роман. — Просто потопим не только Боткина, но и Зубова. Скоро отделение терапии претерпит большие изменения!

Он звучал как безумец, и Костылев уже десять раз пожалел, что на это согласился. Но пути назад не было.

— Хорошо, — обречённо ответил он.

* * *

В ординаторской мы дружно выпили кофе, восстанавливая хотя бы частично лекарскую магию.

— Если предположить, что это редкая аномалия развития организма, при которой кроветворение происходит не в костном мозге? — задумчиво спросил Зубов. — Первый зафиксированный случай…

— Диагностическим аспектом всё равно удалось бы найти, какой орган не выполняет функцию, — ответил я. — А у него лишь лёгкое свечение в сердце, связанное с давлением.

— Кроветворения в сердце быть не может, так что этот вариант отпадает, — согласился гематолог.

Мы снова погрузились в задумчивое молчание. Все идеи тут же натыкались