Порочные идеалы - Элвин Гамильтон
Аугуст целую неделю пытался ее починить, а Онора справилась за несколько минут. Печально известная красавица Хольцфалль, которую все считали взбалмошной, недалекой и самовлюбленной…
У Аугуста зародилось подозрение, что он ошибся, недооценив Онору Хольцфалль.
Сказка о лесорубе
Лесоруб и его жена
Бессмертные всегда держат слово.
Кольцо хульдрекалла осветило лесорубу путь домой.
А его волшебный топор с легкостью повалил деревья вокруг избушки, будто они были не прочнее травинок.
Радостный лесоруб принес жене дрова для растопки, и вскоре в их очаге вновь разгорелось пламя. Той ночью, когда они сидели и грели руки у огня, никто не поскребся в их дверь. Чьи-то зловещие глаза блестели за чертой срубленных деревьев, но невидимая сила не давала зверям выйти из леса.
На следующий день лесоруб, заготовивший теперь дров на всю зиму, пошел к соседям, чтобы продать им излишки. Жители деревни изумились: как же ему удалось нарубить столько за одну ночь? Он рассказал, как ему достался волшебный топор. Вскоре новость разлетелась по всему Вальштаду.
Вечером лесоруб вернулся домой с карманами, полными монет. Впервые за всю зиму они с женой легли спать сытыми.
На следующее утро кто-то постучал в их дверь. Это оказалась молодая вдова из деревни. Ее муж пропал в лесу несколько месяцев назад, а старшую дочь утащил волк. Страх за двух оставшихся детей не давал ей покоя. В городе она услышала о том, что лесные чудовища не могут пересечь границу, вырубленную волшебным топором, и пришла попросить разрешения построить дом здесь, в безопасности. В обмен она пообещала каждый день отдавать лесорубу по одному яйцу, снесенному ее курами.
Лесоруб обрадовался, что его жена сможет каждое утро лакомиться свежим яичком, и согласился на сделку.
Затем к его домику пришла семья деревенских пастухов. Они пообещали лесорубу по тюку шерсти каждый месяц, если он разрешит им остаться. Лесоруб видел, как дрожит его жена в тонкой рубашке, и согласился, чтобы ее согреть. Следом явилась семья ткачей, и они пообещали выткать из шерсти одежду и одеяла.
Вскоре слава лесоруба с волшебным топором разнеслась за пределы Вальштада, и к нему потянулись жители соседних деревень. Семья из-за холмов на востоке привела с собой стадо коз, чтобы отплатить за безопасность их молоком. Другая, из-за реки в западном лесу, предложила свои редкие навыки работы по металлу в обмен на убежище. С юга прибыл герцог, впавший в немилость при дворе, и привез с собой золото.
А с севера пришла чаровница.
Так их звали в те суеверные времена, когда магия оставалась таинственной и неизученной.
Чаровница умела накладывать чары. Она предложила отплатить лесорубу знаниями. Научить его и его потомков творить магию, с которой рождается каждый из нас.
Чем больше чужеземцев к нему прибывало, тем больше деревьев срубал лесоруб. Вальштад разрастался, лесоруб богател, а опасность, таившаяся в лесу, все отступала, выжидая за границей срубленных деревьев.
Глава 10
Лотти
– В этой машине мы далеко не уедем – нас поймают.
Голос Бенедикта отвлек Лотти от мыслей о теле мистера Брама, оставшемся у обочины. Только теперь она поняла, что они успели въехать в Вальштад.
Деревья сменились стенами. Проселочная дорога – широким шоссе.
Так начинались некоторые сказки. О кораблях, целиком проглоченных гигантскими морскими чудищами, где моряки, оказавшись в чьем-то чреве, даже не понимали этого, пока не замечали, что над головами больше не светят звезды. Вот и Лотти видела только бесконечно высокие здания, заслонившие небо и скучившиеся так плотно, что она даже удивилась: как пробивается сквозь эту преграду ливень, хлещущий по лобовому стеклу?
Бенедикт свернул в переулок, подальше от оживленного шоссе.
– Нам придется какое-то время идти пешком, но в одном из кругов повыше, возможно, удастся поймать такси. Там мы привлечем меньше внимания.
Внешний вид автомобиля безмолвно свидетельствовал о недавней битве. Блестящую черную поверхность испещрили следы от клыков и когтей, заднее стекло было разбито, а от ударов тяжелых волчьих тел остались вмятины. Даже Лотти, ничего не смыслившая в автомобилях, понимала, что эти повреждения сложно не заметить.
– Мы пытаемся скрыться от моей семьи. – Она с трудом ворочала языком. На той дороге, усыпанной волками и залитой кровью, ее мысли помутились. Бенедикт вытащил ее с искореженного заднего сиденья, усадил рядом с собой и рванул вперед на такой скорости, что Лотти чуть не стало плохо. Они успели уехать слишком далеко к тому моменту, как Лотти сообразила, что тело мистера Брама нельзя было просто бросать в лесу. У мистера Брама осталась жена, которая ждала его дома. Жена, которая хотела бы его похоронить.
Семья Лотти убила мистера Брама только потому, что он оказался у них на пути. Потому что хотели добраться до нее.
– Семейные отношения – штука сложная. – Бенедикт, ничем не выдавая своих чувств и не отрывая взгляда от дороги, остановил автомобиль. – А у Хольцфаллей – тем более.
Он заглушил мотор, и на некоторое время воцарилась тишина, прерываемая только шумом дождя. Лотти молча ждала.
Монахини твердили, что у нее совершенно нет добродетелей. Но она всю жизнь была терпелива. Она шестнадцать лет ждала шанса обрести семью. Подождет и сейчас, пока Бенедикт заговорит.
– Семь дней назад, – наконец промолвил он, – была убита Верити Хольцфалль. – Лотти знала это имя из газет, которыми с упоением зачитывалась Эстель. Но, когда она пыталась представить себе Верити, все Хольцфалли сливались перед ее мысленным взором в безликую толпу светловолосых красавиц. Все, кроме дочери Верити, Оноры Хольцфалль. Темноволосая пустынная принцесса мелькала в газетах чаще всех остальных. – Полагаю, эта новость пока не добралась до сельской местности.
– Нам привозят газеты только раз в неделю. – Лотти толком не знала, как следует реагировать. В один день она узнала, что у нее есть родня и что одна из них погибла. Но внутри нарастала горечь. – Вот зачем мать за мной послала? Одна из Хольцфаллей умерла, и в семье освободилось место?
«Не дерзи, – зашипели у нее в голове голоса монахинь. – Никому не нужна непокорная девчонка. Так ты не заслужишь места в семье».
Уголки рта Бенедикта едва заметно приподнялись. Лотти впервые увидела на его лице намек на улыбку.
– Ты почти угадала. Верити была Наследницей семьи Хольцфалль. Теперь ее не стало. Новую Наследницу определит состязание добродетелей. Ты – Хольцфалль и имеешь право соревноваться наравне с остальными. Вот почему твоя мать послала нас за тобой. И вот почему остальные хотят тебя убить.
Эстель любила подносить к лицу фотографии Хольцфаллей, забирать назад волосы, изображая модную городскую стрижку, и спрашивать Лотти: разве Эстель на них не похожа? Лотти, как и всегда, отвечала то, что Эстель хотела услышать. Ей и в голову не приходило спросить, похожа ли на них она сама. Она и сейчас понимала, что не похожа, несмотря на родство. Каждая Хольцфалль в газетах выглядела так, будто могла хоть сегодня стать Наследницей, не поведя и бровью. Было видно: это имя принадлежит им по праву.
А по Лотти было видно, что ей вообще ничего не принадлежит. И никогда не принадлежало. Так оно и было.
– А если я не стану соревноваться? – спросила Лотти. Жажда в ее сердце сменялась отчаянием. – Я не хочу управлять моей семьей. – «Моя семья» – эти слова звучали так чужеродно. Она не хотела быть главной, она просто хотела быть одной из них. – Если я откажусь от состязания, им незачем будет меня убивать.
– И незачем будет тебя оставлять, – спокойно парировал Бенедикт.
Значит, перед ней стоял выбор.
У большинства людей семья была с самого рождения. А ее семья маячила где-то далеко, как приманка в игре. Лотти чуть было не рассмеялась. Монахини точно так же дразнили ее мечтой о свободе. «Докажи, что ты действительно добродетельна».
Но здесь, в отличие от монастыря, у нее действительно был шанс себя проявить.
В конце ее ждал настоящий приз.
Он был так близко. Только руку протяни. Она чувствовала,




