Эпифания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф
– Ха! Вот уж навряд ли!
С этими словами Паук сунул иглострел за отворот плаща.
– Так вот, сиба, там, впереди, большущая дверь, и словцо к ней я знаю. Советник Потто давным-давно поделился. Проходишь и вскоре упираешься в тупик. В землю. Ближе к озеру, где коридоры уходят глубже, всюду скала или же крылокамень, но здесь, у поверхности, сплошь земля.
– Понимаю.
Паук постучал по крылокаменной стене.
– И тут, позади, тоже земля. По кладке сразу видать. Когда кого-то из наших в городе, наверху, остудят, а родни у него никакой, мы что делаем – сюда тело несем. И то же самое, если кто-то умрет прямо здесь. Случилось такое разок.
Вновь сев, майтера Мята кивнула в сторону мертвого тела.
– Ага, слово-лилия, этот – второй. Но в тот раз одного из моих ранили наверху, мы спустили его сюда, однако он вскоре умер. Обычно мы вот так, напрямки, в стену вкапываемся, пока не выроем нору нужной длины, укладываем внутрь кусок полимера – полимера у нас тут целые рулоны, оборачиваем тело другим куском и суем внутрь.
Умолкнув, Паук смерил майтеру Мяту вопросительным взглядом, и майтера Мята кивнула.
– Ну а потом забрасываем нору землей. И, наконец, косарь. Косарь-то у каждого есть.
В доказательство Паук извлек из кармана устрашающей величины складной нож с рукоятью из оленьего рога.
– Пишем на бумажке имя и еще пару слов о погибшем, а бумажку прикалываем сверху его косарем, чтоб для кого другого здесь яму уже не копать.
– И в качестве памятника, – подсказала майтера Мята, – хотя сомневаюсь, что ты согласишься с этим.
– Слово-лилия, сиба, не соглашусь. Просто для «стариков» вроде меня это кое-что значит. Возвращаемся туда снова, смотрим на их косари, и, может, новеньким олухам о ком-то рассказываем. К примеру, был у нас один шпан по имени Тити – порой нарядится в платье, раскрасит физиономию, как эти… Ну, ты-то, сиба, не из таких, но наверняка понимаешь, о чем я. Пудра, румяна и так далее. Духи, опять же.
– Действительно понимаю, – кивнув, подтвердила майтера Мята, – и нисколько не оскорблена. Продолжай.
– Дай Тити полчаса, и лучшей на вид девахи во всем городе не найдешь. Шевелюру он отращивал довольно длинную, так что мог только самую малость иначе волосы зачесать, и выходила прическа в точности будто у коротко стриженной девки. Кабы Тити циферблат не раскрашивал, с этих, лохмать их, волос трёхнуться было недолго… того и гляди, заговариваться начнешь!
– Должно быть, такой человек в вашем деле крайне полезен.
– Слово-лилия, и еще как! И шпан он при том был фартовый. Как-то раз взяли мы в работу шайку из Урбса. Кто таковы и зачем явились, разобрались вмиг, но любопытно же повременить, поглядеть, что они будут делать да с кем разговоры вести. Для нашего ремесла это вещи обычные. Приглядели мы, чтоб им удалось разнюхать все, что советником Потто позволено, и в придачу скормили им кой-какую гнилуху, состряпанную в точности по их вкусу… но один из них нас, как на грех, раскусил. Понимаешь, сиба, о чем я?
– По-моему, да.
– Вроде бы проще всего такого прикончить. Остудить, понимаешь, и дело с концом. Но у нас без особой нужды так не делается.
Ремора поднял взгляд.
– За необратимостью… мм… действия. Ибо из мертвых… э-э… назад ходу нет, э?
– В точку, патера. В самую мякотку. Это-то свинорыл у нас, понимаешь, как на ладони. Допустим, ушлый на редкость, или из тех, что льют в глотку до самой ростени, но ничего не забывают. Ну неважно. Остудим его – вся наша работа, считай, насмарку пошла: из Урбса же попросту нового шпанюка вместо него пришлют. Поэтому намылился я под статейку его подвести. Велел Тити подцепить его и пройтись с ним по двум-трем заведениям, чтоб там их вместе увидели, а после Тити отправился к лягвам и говорит: меня, дескать, этот, из Урбса, ссильничал. Его и повели с собой – виновника указать. Малину, где тот ошивается, я знал прекрасно, не хуже Тити, и придержал его там. Сел с ним на заманку в свойские листики шпилить, так, чтобы верх за ним оставался. Не шибко, но ощутимо, чтоб он не сомневался, будто мой крап изучил.
– Я… э-э… нечистая игра? Ты… э-э… плутовал? Паук. Не так ли?
– Ясное дело, однако не стал же до кишок его раздевать. Сначала забрал его гельтухи, потом позволил ему отыграться и сверх того кое-что выиграть. Дальше он должен был проиграть кон, не то мне пришлось бы выложить больше, чем есть в кармане, но вообще-то ему полагалось выигрывать, чтоб не удрал. Я раз за разом говорю: ладно, ты и так неплохо меня обчистил, стулом скриплю – ну, сами знаете, деляна известная, а он: давай еще кон, давай еще кон… А я-то знал, что Тити лягв для начала по двум-трем заведениям проведет, прежде чем правильное указать. И вот ворвались они к нам, Тити с порога пальцем в нашего урбсца тычет, причитает разом за двух уличных шкур, а лягвы немедля цоп его под локотки: кто таков, как зовут, вот счас за решетку…
– Насилие – обвинение весьма серьезное, – возразила майтера Мята. – Его могли бросить в ямы.
– Ясное дело, только Тити не собирался тащить его в суд. Нам надо было всего-то, чтоб он до пасицы со своими не виделся. Так вот, вскочил он, бросился к Тити: Лепесток, дескать, ты что ж со мной делаешь, и все такое, а сам хвать со стола лафетник, об лестницу на чердак им шарах…
– То есть воспользовался винной бутылкой как оружием?
С этой стороной круговорота майтере Мяте до сих пор сталкиваться не доводилось.
– Ну не бутылкой, стаканом, но идея та же, – хмыкнув, ответил Паук. – Тити ему врезал с маху, да так, что его отшвырнуло назад – не вскочи я, как раз бы ко мне на колени. Насест мой опрокинул, сам вместе с ним на пол загремел… и вот тут-то моя чернуха окупилась сполна. Тити бросился на него, ревет, будто теля, когда корова уж в кухне, а лягвы что? Так ничего и не прочухали! Я в бархате. Мне говорят: дверь вон. Тити пришлось остаться, чтоб показания дать. Он и дал, и лягвы не прочухали ни-че-го! Эх, отыскать бы кого ему на замену, но таких мастеров, или хотя бы вполовину похожих, я даже на подмостках еще не видал.
– И тем не менее он мертв, – меланхолически напомнила ему майтера Мята. – Мертв и похоронен в том месте, о котором ты нам рассказывал, поскольку никто, кроме вас, не позаботился о его погребении… иначе о нем и разговора бы не зашло. Как он погиб?
– А я-то надеялся, что ты, сиба, не станешь расспрашивать…
Майтера Мята
