Ученица Злодея - Ханна Николь Мерер
Злодей беззаботно усмехнулся, и ей захотелось врезать ему по самодовольной роже.
– Да ладно, Сэйдж. Не опускайся до мольбы.
Ахнув, Эви подалась назад.
Гидеон хлопнул ладонью по лбу, а Блэйд отошёл ещё подальше, будто от пламени.
Кингсли запрыгнул на стол с табличкой: «ТРЕВОГА».
Эви так потрясло это оскорбление, что она не сразу нашлась с ответом, просто раскрыла рот, но слова не шли. Было очень обидно, что он с такой готовностью воспользовался её деликатной просьбой, высказанной в ожидании смерти. Ему даже хватило наглости озадаченно нахмуриться, увидев обиду на её лице, мало того, он изобразил удивление, а потом округлил глаза и махнул рукой.
– Сэйдж, нет, я совсем не то…
– Мне плевать, что вы там имели в виду. В том подвале ваши идеи чуть не убили нас обоих; прислушиваться к ним теперь я не собираюсь. Я иду в деревню. – У неё билась жилка на лбу, стучало в висках. Щёки полыхали, глаза сощурились.
Злодей быстро взял себя в руки, скептически хохотнул.
– Нет, не идёшь. Я пойду один и разузнаю, что смогу.
Эви с досадой застонала.
– Вас тоже разыскивают! Вас тут же схватят!
– Нет, не схватят, Сэйдж. – Он скрестил на груди руки. – У меня смертельный магический дар. Любой, кто узнает меня под капюшоном, моментально окажется на земле.
– Я иду! – закричала она, уже не пытаясь держать себя в руках.
Злодей гневно посмотрел на неё, его тоже трясло.
– Нет, не идёшь! Слишком опасно!
– Вы не можете приказывать мне, что делать!
Он яростно всплеснул руками.
– Я твой начальник! Вообще-то могу! – Он обернулся к Бекки. – Так, миз Эрринг?
Бекки была уже в дверях и лишь махнула рукой:
– Не-а, я в это не полезу. Пока!
Босс нахмурился, обернулся к Эви, чуть успокоившись.
– Ты остаёшься здесь. Ты… Ты там не нужна. Это окончательное решение.
Даже если бы он залепил ей пощёчину, было бы не так больно. Весь смысл её жизни состоял в том, чтобы быть нужной, в этом она видела свою ценность; это была шаткая основа её мироздания. Она была его ассистенткой. Сказав, что она не нужна, он отнял у неё цель. Это было жестоко, и он это знал.
«Он же Злодей, Эви».
Это напоминание вовсе не успокаивало. Кое-как уняв дрожь, она опасно улыбнулась. Босс сглотнул, Кингсли поднял табличку: «БЕГИ».
– Что ж, как пожелаете, мистер Маверин. – Она театрально присела в реверансе. – Если я могу помочь с чем-то ещё, сообщите, пожалуйста.
Босс насторожился, услышав официальное обращение по фамилии.
– Эви… Пойми, прошу тебя…
Она вскинула взгляд, глаза опасно сверкнули.
– Как ваша ассистентка я всё прекрасно понимаю, сэр. Даже не сомневайтесь.
Она выплыла из комнаты и услышала, как Блэйд окликает её:
– Эви, подожди!
Обернувшись, она бросила:
– Чего тебе?
И тут же пожалела об этом. Она злилась не на Блэйда. Эви тяжело вздохнула.
– Прости, Блэйд, из меня плохой собеседник, когда я расстроена. Я просто… А он…
Блэйд улыбнулся, ласково взял её под локоть.
– В подвале сидят два зверя с похожими чувствами. Пойдём-ка поздороваемся. Тебе полегчает.
Вряд ли, но Эви всё равно покорно двинулась за ним.
Оба гивра выглядели довольными. Блэйд только что покормил их, и самец – прекрасный, разноцветный – свернулся вокруг самки, защищая её, когда Эви подошла к решётке, широко им улыбаясь. Она тихо задумалась, почему в груди так больно при виде такой привязанности.
– Интересно, каково это – быть таким счастливым. Таким довольным. Быть с тем, кого любишь, – прошептала Эви, но в подвале было очень тихо, и она всё равно что прокричала эту фразу. Она кинула взгляд на Блэйда, но тот неотрывно смотрел прямо перед собой с полуулыбкой, которая не касалась глаз.
– Да. Мне тоже интересно. Очень интересно.
Эви положила голову Блэйду на плечо, и он взглянул на неё.
– Зря босс не взял тебя с собой, Эви. Мне жаль.
Она не ответила, просто пожала плечами, похлопала Блэйда по руке и пошла к лестнице.
Боль в груди не утихла, но Эви подпитывалась ею, как топливом. Стуча каблуками по камню, она гордо шла вперёд, утешаясь мыслью о том, что Тристан Маверин ещё поймёт, как глупо поступил.
Глава 42
Злодей
Пикси бросали на него гневные взгляды.
За последние три часа каждые десять минут у приоткрытой двери в кабинет звенели крылышки. Дверь он не стал закрывать, чтобы слышать, что творится в офисе. Разумеется, не потому, что последние три дня Сэйдж с ним не разговаривала и ему отчаянно хотелось услышать её голос. По утрам она заходила с равнодушным видом, ставила на стол кружку бодрящего зелья по его вкусу, держа в руках свой старый, потрёпанный блокнот. Тот, в котором рисовала поцелуи. Он изнывал от любопытства, но не спрашивал её об этих рисунках. Сэйдж была мучительно – и неестественно – молчалива.
Ему нравилась эта перемена. Это было приятно. Он прямо-таки наслаждался, скрежеща при этом зубами.
Она не напевала, не смеялась. Он даже ни разу не видел, как она закидывает в рот ванильный леденец, а наблюдал он до позорного пристально. Он замечал всё. Когда она поднималась, когда двигала стол, когда накручивала прядь волос на палец, когда, блин, дышала.
И ему оставалось только раз за разом мысленно повторять её мольбу.
«Поцелуй меня, пожалуйста».
Рыцарство не умерло, хотя туда ему и дорожка, учитывая, в какие кошмарные ситуации попадал из-за него Злодей.
Он сходил с ума, вспоминая тихую просьбу Сэйдж. Она всерьёз? Или это просто давление обстоятельств и ничего более?.. Она в самом деле хотела его? Поэтому теперь так злится?
А может быть, причиной злости было всего лишь то, что из-за него она была вынуждена оставаться в замке.
– Да плевать, – буркнул Злодей, пытаясь собраться с духом.
Вот почему вся эта романтика была сплошной ошибкой. Всё обязательно заканчивалось такой вот неразберихой, а то и хуже… чувствами. Теперь он делал ей больно, хотя желал лишь обеспечить ей безопасность.
Ей, своей ассистентке. И всё.
Утром прилетел ворон с новостью о том, что в деревне Сэйдж намечается празднество. Идеальный момент для того, чтобы незаметно прошмыгнуть туда, но у Злодея не получалось даже порадоваться победе. Не с кем было разделить эту радость. На него все злились. Вообще все. Его собственные сотрудники и даже семья. Даже Ребекка Эрринг одаряла его осуждающим взглядом, стоило только пройти мимо.
Кингсли, последний его союзник, сидел на столе, воплощая
