Ночь упырей - Анастасия Александровна Андрианова
Смородник положил руку ей на талию, а второй зарылся в волосы на затылке, притягивая Мавну ещё ближе к себе. Он отвечал на её поцелуй неторопливо, будто задумчиво, и Мавна понимала, что он хочет сказать: мол, не стоит всё усложнять, не стоит ей привязываться к нему…
Но уже поздно.
Она скользнула рукой по его шее, по ключицам, под толстовку. И тут до неё дошло.
– Мы на полу, – шепнула Мавна, прервав поцелуй. – Ты только пришёл. Даже в душ не сходил. Не поел. Хочешь есть? Я что-нибудь сейчас придумаю. В магазин как раз ходила.
Смородник непонимающе моргнул, хотел снова потянуться к ней, но опустил взгляд на свою грязную одежду и растерянно зачесал пальцами волосы назад.
«Сейчас упадут обратно по бокам от лица», – подумала Мавна.
Так и вышло.
– Да. В самом деле. Извини, от меня наверняка воняет. Прости. В душ. Да. Точно.
Мавна хотела заверить, что от него пахнет очень маняще: дымом, кожей и чем-то сладким, – но в последний момент постеснялась. Поднялась на ноги, заправила волосы за уши и, не зная, куда деть руки, сложила их на животе.
Смородник тоже встал, ссутулился и шмыгнул в ванную.
Наступила тишина, только слышалось, как за стенкой в соседней квартире работал телевизор, а о недавнем поцелуе напоминал жар на губах.
В ванной полилась вода, и тогда Мавна опомнилась. Ужин, ну конечно! Неизвестно, сколько сил из него выпили эти долбаные болота. Она не сможет вернуть ему всё потраченное, но может хотя бы накормить.
Мавна метнулась к холодильнику. Вытащила банку огурцов: кажется, пришло их время! Достала лаваш, из которого хотела завтра сделать себе шаурму, но только – вот беда! – уже не успеет запечь курицу. Зато у неё были домашние пельмени.
Звучало как план.
Пока варились пельмени, она нашинковала капусту, морковь и помидоры, смазала лаваш кетчупом и чесночным соусом и разложила овощи. В вазочки бросила конфеты и пряники с ягодной начинкой из «Булки» – в виде облитых глазурью снеговиков. Выставила две кружки, захваченные из дома. Дёрнулась к гирлянде, но решила не выключать: её плавные переливы наполняли крошечную квартирку домашним теплом, и можно было даже подумать, что вокруг нет ни упырей, ни угрозы смерти, зависшей над ними занесённым мечом. Пулей, застывшей в воздухе.
Мавна включила фронтальную камеру в телефоне и осмотрела себя. Ну, душ она совсем недавно уже принимала, так что выглядит хотя бы свежо. Веснушки предательски выделялись на побледневшем от волнения лице, но она была уверена, что во время поцелуя её щёки вспыхивали, как половинки свёклы. Может, подкрасить глаза? Или губы? Наверное, он заметит и решит, что она ведёт себя как дурочка.
Или уже пора признать, что она и есть дурочка? И не пытаться казаться кем-то ещё.
Мавна достала из сумочки коричневый карандаш для бровей и слегка тронула им верхние веки, рисуя дымчатые стрелки. Губы подкрасила своей единственной вишнёвой помадой, но так, чтобы лишь немного оттенить. Пшикнула на шею терпко-сладкими вишнёвыми духами за бешеные деньги. Вспомнила про пельмени и побежала сливать воду.
Она хотела переодеться, сменить мягкую домашнюю одежду хотя бы на джинсы и свитер, но не успела. Ужин сам себя не подаст, а хлопковый костюм с изображениями персиков был, в общем-то, не так уж плох.
Когда Смородник вышел из ванной, как-то незаметно переодевшись в чистую футболку с черепом, из глазницы которого выползала змея, на столе уже лежали две туго свёрнутые упитанные шаурмы. Мавна, вообще-то, уже ужинала, но от волнения по привычке сделала две порции. Ну ничего страшного, если она оставит свою нетронутой.
Смородник выкинул бинты, которые снял с ладоней, и скромно сел на краешек стула, будто это он был в гостях, а не Мавна у него. Мавна придвинула тарелку, пытаясь незаметно разглядеть, что у него с ладонями. Вроде бы ничего пугающего, она-то уже успела нафантазировать содранное мясо до костей, но там были только мелкие порезы с запёкшимися краями. Должно быть, больно, но несмертельно.
– Вот. Я не знала, когда ты придёшь. Иначе запекла бы курицу с картошкой. Или пожарила бы крылышки во фритюре. Ты любишь крылышки? Так что придётся сегодня довольствоваться чем есть.
– Люблю, – покладисто сказал Смородник, откусывая шаурму. У него округлились глаза, когда он понял, что внутри.
– Пельмени? Шаурма с… пельменями? Внутри…
Он посмотрел на Мавну не то с укоризной, не то с тщательно скрываемым восхищением. Она скромно пожала плечами.
– Больше ничего не было. Я подумала, что… Ох, Темень, я такая тупица, нужно было просто положить их в тарелку и сделать салат. Прости. Растерялась от неожиданности.
Смородник вытер уголок рта большим пальцем и буркнул, вгрызаясь в шаурму. По лавашу и его пальцам потёк пельменный сок.
– Это гениально.
– О… Правда? Тогда я тоже попробую.
Они ели молча, иногда робко поглядывая друг на друга. Мавна так увлеклась, что как-то незаметно съела всю свою порцию, которую, вообще-то, не планировала трогать. И, только слизав с пальца остатки чесночного соуса, поняла очередную ошибку: и как после такого целоваться?
Или если они оба ели, то уже и не так страшно?..
Смородник первый встал, помыл посуду и тщательно вымыл руки. Щёлкнул кнопку на чайнике и потянулся, похрустывая плечами.
Мавна поджала под себя одну ногу в мягких домашних штанах и задумчиво наблюдала за его движениями: то зажатыми и будто стесняющимися, то свободными, размашистыми. Внутри неё расползалось невыносимо приятное тепло: может быть, после второго ужина, но, скорее всего, не только.
Они дома. Вдвоём. И никто не отнимет у них этот вечер.
– Что было под болотами? – спросила она. – Ты… видел…
Слова комом застряли в горле. Произносить «ты видел доноров?» было странно. И жутко услышать ответ, каким бы он ни был.
Смородник замер и медленно обернулся к ней. Лицо у него стало недоверчивым и жёстким, и Мавна пожалела, что не прикусила язык.
– Это страшное место, – качнул головой Смородник. – Даже не уверен, видел ли я там что-то или просто провалялся без сознания. Оно будто играет с разумом. Рисует то, чего не было, и заставляет поверить в это. Я не знаю, Мавна. – Его голос стал
