Фантастика 2025-47 - Дмитрий Ясный
Поехали!
— Значит, две испуганные женщины и один мужик, товарищ Эсллер? Сволочь ты, гад очкастый! Рыба холодная! Каких же ты парней сгубил! Каких бойцов! А, бля! Гады, гады, все гады! Ненавижу вас!
— Что вы себе позволяете, товарищ Окунев? Немедленно прекратите истерику и держите себя в руках! Вы сотрудник ОГПУ и командир! На вас смотрят ваши бойцы! Которые шли в атаку как на параде! Сами!
— Бойцы?! На параде? — Окунев единым движением оказался рядом с Эсллером, ухватил черными, окровавленными пальцами за отвороты куртки, сильным рывком притянул к себе — Это не бойцы! Это братки мои! Кровные! Я с ними пол России прошел! Я с ними Антонова давил, Унгерна, генерала Молчанова по степям гонял! Всю белую контру да их прихвостней к ногтю брал! Вот так! — грязные пальцы сжались в тяжелый кулак — А ты их под пулеметы, под гранаты! Две женщины, две женщины… Да ты сам контра, товарищ Эсллер!
Левоая рука Окунева отпустила кожу куртки Эсслера, зацарапала ногтями по защелке кобуры. Сухо щелкнул предохранитель маузера, выхваченного Эсслером, укороченный ствол ткнулся в живот Окунева.
Рука красного командира безвольно опустилась. Окунев осел с размаху на подножку «паккарда», с рассеченного осколком гранаты уха непрерывной струйкой текла кровь. Губы беззвучно шевелились, повторяя лишь одно: «Так значит? Так? Своих стрелять? Гад, какой сучий гад! Гад!».
Эсллер одернул куртку, неловко сунул маузер обратно в кобуру. Обошел машину, зашагал к дому. Первоначально обходил многочисленные красные пятна на черном снегу, потом пошел прямо по ним, сворачивая в сторону, только когда на его пути стали попадаться истерзанные пулями и осколками тела в серых шинелях. Много тел. Больше половины.
По журавлиному задирая ноги, перебрался сквозь завал в прихожей, протиснулся в комнату. Гильзы, гильзы, гильзы. Всюду гильзы. В углах комнаты задрали вверх черные рыльца дул пулеметы, маленькие язычки разгорающегося пожара начинали лизать оборванные обои, излохмаченные пулями остатки мебели. Тяжелые пласты порохового дыма серыми полотнами обнимали голенища сапог, лезли в горло, выедали глаза. В этой мгле возились неясные силуэты, что-то несли, ворочали, плескали водой на разгорающееся пламя. Стараясь никого не задевать, прошел во вторую комнату. Поглядел на дыру в потолке, на лицо что-то капнуло. Рядом кто-то откашлялся и, чуть глотая окончания слов, негромко произнес:
— Товарищ Уншлихт будет очень недоволен.
— А почему он, почему не Станислав Адамович?
— Операция проводится под кураторством товарища Розенберга согласно поручению от товарища Уншлихта. Станислав Адамович в курсе, но это дело на контроле у бюро НКИД и международного отдела ЦК.
— Под контролем ЦК?!
Эсллер резко обернулся к стоящему за спиной худощавому человеку с тихим голосом. Какой-то он весь вытянутый, с резкими чертами лица. Словно… Словно стилет. Острый, тонкий, хищный. Опасный.
— Да. Именно. И, может быть, мы поднимемся наверх? Очень уж тут дыма много у вас.
— Хорошо, пойдемте.
Вышли из квартиры на лестничную площадку, поднялись. Дверные створки квартиры на верхнем этаже, выломанные бойцами Окунева, прогнулись под подошвами сапог. Под ноги сунулись какие-то тряпки, осколки разбитых тарелок, закопченная кастрюля, посреди комнаты лужа с нарезанными на ломтики картофелинами и свеклой. На кровати сидят напуганные хозяева разгромленной квартиры. Мелкий мужичонка с испитым лицом раскачивается, прижав ладони к ушам, неопрятная грузная баба сидит без движения, пусто смотрит перед собой и без остановки икает, рядом с ними боец с винтовкой. Тухлый запах гнили, застарелого пота и махорки перебивает острую горечь сгоревшего тротила.
— Интересно, очень интересно! Значит так, а потом тут… Ловко, не сталкивался… Хотя есть что-то похожее, есть… Но тут все рассчитано, с умом делали.
Эсллер кашлянул, привлекая к себе внимание худощавого:
— Товарищ, не знаю вашей фамилии, вы не могли объяснить, что значат ваши слова и — он указал рукой на рваную дыру в полу — это?
— Что значит? — худощавый оглянулся, недоуменно посмотрел на спрашивающего — а разве вы не поняли? Тут ведь все очень просто! Гениально просто. Они установили тротиловые шашки под потолком, подперли их шкафом и ящиками, набитыми в них обмундированием. Пока кто-то отвлекал вас неприцельной стрельбой и киданием гранат, взорвали шашки и поднялись в дыру по стремянке. Затем выбили окно в дальней комнате и ушли по переходу через пристрой. Красиво и умно! Вот как надо……
Эсллер грубо перебил говорившего:
— Неприцельной? Два человека убиты в голову, вот сюда — Эсллер с силой ткнул пальцем себе в лоб — шестеро буквально разрезаны пулеметной очередью напополам! Вы это называете неприцельной стрельбой?! А еще ловушка в прихожей!
— Даже так? Это еще интереснее! Сколько их было? Точно две женщины и один мужчина — азиат?
Эсллер несколько замялся с ответом:
— Эта, Елена Доможирская, сказала, что их здесь легион. Полного состава. И еще упоминала о каком-то Горбатом. Знаете, мне показалась, что она пьяна или под воздействием некоторых э… препаратов.
— Сказала о Горбатом? Его видели люди с наружных постов? Вы сами? Как выглядит? Такой невысокий, плечи широкие, сильно сутулится?
— Нет. Его никто не видел.
— Это плохо. Если тут был тот, о ком я думаю, то это очень плохо. И… И неожиданно.
Худощавый заложил руки за спину, прошелся по комнате. Покачался на носках перед жильцами разгромленной квартиры:
— Этих людей опросили? Сколько их было, кто?
— Нет. Еще нет.
— Так чего вы ждете? Опрашивайте! И еще! Все материалы передадите товарищу Буренке.
— Кому?!
— Вы не ослышались. Фамилия такая у товарища.
— Гм… — Эсллер снял очки, протер вытащенным из кармана платком — а как ваша фамилия, товарищ? И на каком основании я должен кому-то что-то отдавать?
Оглянулся. За спиной никого. Строго воззрился на бойца с винтовкой — боец пожал плечами, вытянулся по стойке смирно. Эсллер дернулся к выходу, поскользнулся на картофелине, в полголоса выругался: — Ах синд! (чтоб тебя) — прошел в другую комнату, к выбитому окну, выглянул вниз, стараясь не задевать острых краев осколков. Свисающая веревка, крыша в почти сошедшем снегу, на нем цепочка следов и пустая улица. Да уж, гениально и просто. А он полный лолл (дурак)!
Опять узкие улочки, тупички, пустые темные дворы. Хриплый возглас вырывается из легких:
— Ли! Стой! Агафья отстала!
Остановился, подождал, но Агафья не вставала, темным ворохом одежд привалилась к стене, голова опущена вниз, лица не видно.
Трогаю за плечо:
— Агафья! Нужно идти!
Она подняла голову, посмотрела, а я опустил руку — видел я уже такие взгляды, видел. Так смотрят, когда видят что-то обычно недоступное, когда
