Танат 4 - Виктор Айрон

— Его тебе отдали те копатели. Почему их не нашли?

— Эти ребята были жутко робкими. Они просто спрятались поглубже.

— То есть у нас есть ниточка, чтоведет в Центр?

— Да. Пока мы впереди. И это ещё не всё.

Одну вещь, стертые воспоминания, Танат показал мне толтко сейчас. Воспоминания, но не мои. Мне, точнее моему лежащему в коме телу, их вложили.

Дима, Чем и остальные вышли со мной на связь. Мы не могли многое сказать. Но у меня был план, и я его озвучил.

Даже отсюда я командую спасательной экспедицией. Да, отряд на Тау-137 теперь не следователи. Они своё дело почти сделали. Пора и мне сделать ход.

Эпилог

Дикие назвали это место театром. Круглая площадь, заставленая скамьями, где бок о бок сидели сами дикие и хищники, что вдруг стали умны как он сам.

Спракс, незримый охотник, не сидел среди них. Никто не знал, что он здесь. Когда он вышел из той камеры, его до выхода из города проводил лишь бывший соперник. Тот, кто мог его убить, но…

Дикие на улицах расходились в страхе. Тогда спракс и тот, кого называли Нико, шли молча. Лишь за стеной Нико развёл руки в стороны и сказал, что готов к бою.

Охотник ничего не ответил. Он сделал шаг назад, мимикрировал под местность и убежал. Ему надо было подумать. Тот голос, что общался с ним во время лечебного сна многое ему рассказал.

Спракс был в смятении. Он не понимал, что такое свобода. Чего он хочет? Если бы ему кто-то сказал. Ну поел, попил, выспался, а что дальше. Радует только, что нет боли, которая заставляла его выполнять приказы.

Вот поэтому спракс и не убежал. Чуть отбежав от города диких, он вернулся. Он знал, что сам город следит за ним, но позволяет пройти. Обладатель голоса из сна понимал, что ему нужно что-то понять.

Судя по всему не он один в смятении. Что-то произошло. Дикие в смятении, словно и их мир разрушен. Сейчас они стянулись в театр на некое представление фитара, как они называли сказителя. Мало у них радостей.

Тем более интересно, что этим фитаром был тот самый Нико, бывшая цель охотника. Тот, кого он почти убил, сбросив с высоты. Надо тогда было голову рубить. Правда тому дикому со странной штукой на голове, шляпе, это не помешало уцелеть.

Того дикого все звали Стрелок и боялись. Правда не так, как самого охотника. И, что самое необычное, некоторые дикие были рады его видеть. И это вызвало в душе спракса незнакомое чувство — зависть.

Стрелок тоже был тут. Как и самка с черной шерстью на голове и многие другие, кто был спутником Нико. Как тот ушастый зверёныш, что ударил в спину. Он и беловолосая самка сидели рядом и внимали тому, что со сцены говорил Нико.

Нет, фитар в плаще не говорил, а вещал. И ему внимали. Предложенной на язык Таната истории некоего Потрясателя Копьем о воителе Андронике Тите. Победителе готов, что вернулся в некий Рим, привезя пленников.

Спракс многое не понимал, но он умел охотиться. В том числе читая мысли и выискивая так своих жертв. Он привык к страху, но не этому хаосу мыслей. Так реагировали на историю разы: шоу, недоверие, ужас, отвращение и ярость.

Охотник не сознавался, но ранее и он сам наслаждался иными мыслями разов. Впитывал то, что было ему не знакомо. И постепенно смысл пьесы, как её назвал облачённый в плащ и маску димортула Нико, дошел до него. Один разумный говорил за многих. Даже за искалеченную и лишённую рук и языка дочь Тита.

Муты, что сидели вместе с дикими, прижимали к себе детёнышей. Пусть сначала Тит многим показался жестоким, когда приказал разорвать сына Таморы. Но та, кто держал рядом собой такую мерзость, как Арон, заслуживала большего. Она враг без чести…

Арон. Дикие замерли, слушая монолог пойманного Люцием Арона. Того, кто творит зло просто потому, что может. Тому, кто этим наслаждается.

Спракс понимал, что для диких он Арон. Но это вызвало у монстра отторжение. Он охотник, он наслаждается охотой, сражением, но не болью. Нико он ранее хотел победить, убить, но не терзать. Но те, кто ранее отдавал ему приказы…

— И тысячу я ужасов свершил. Так, невзначай, как убивают муху. Но лишь одно мне сердце сокрушает. Что в тысячу раз больше не свершу.

— Люций, грохни эту тварь.

— Скорми его мутам. Ой, мобам. Я не про вас.

— Кожу сорвать.

— В кислоту его.

— Веерник ему в дупло и залпом всё.

И охотник, как понял, был с ними солидарен. Как много от этого Арона было в тех черных голосах, что так долго звучали в его голове. Нет, таким он быть не хочет.

Спракс смотрел на свою новую руку. Старацю он потерял в схватке. Нико его победил. Он мог победить и до удара в спину, мог добить его потом, но не стал.

Тит тоже отдал руку, чтобы спасти сыновей и был обманут. И это вдруг разъярило спракса. Он понимал Тита, что стрелял ирами вверх, чтобы достучаться до Творцов. Но те молчали и он всё сделал сам.

Сделать блюдо из сыновей Таморы и скормить ей. Нет, он не просто убил их всех и отомстил. Он проглотил их, уничтожив полностью.

Олицетворял ли себя теперь охотник с Титом? И да, и нет. Он вдруг увидел родство, но они разные. Тит обладал тем, что разы звали честью. Спракс же владел другим даром — абсолютная смертоносность.

Эмоции разов и мутов зашкаливали. Они вскочили со скамеек, кричали. Пусть их мир жесток, но они видели параллели со своей жизнью. И радовались тому, что зло повержено.

Оно повержено в истории Тита. Для него все кончено, но не для охотника. Тихо развернувшись, спракс скрылся в тенях.

Охотник не знал, что не только он смотрел за сценой из тени. За своими солдатами наблюдал тот, кого называли палачом этого мира. Но Даргул уже не хотел им быть.

Его монашеский орден называли по-разному: хранители тишины, спокойствия, но на самом деле имелась ввиду гармония. И в этом мире она нарушена. Если свирепые монстры на самом деле существа, которых создал Творец, но Алар лишили разума…

Даргул понимал, что спракс был сильно задумчив. Его можно было легко засечь,