Проект «Близнец» - Евгений Пожидаев
Новак развеивает щит густыми сгустками крови и берется обеими руками за свой меч. Он больше не замахивается из-за спины, скорее, уходит в глухую оборону, надеясь нанести коварный удар.
Взрывы, выстрелы, вспышки пламени все еще бушуют вокруг нас. Кажется, мы с польским аристократом оказываемся в огненной воронке. Такая иллюзия создается, когда мы быстро двигаемся, кружа друг вокруг друга. Мечи сверкают размазанным блеском серебряного и красного цветов.
В какой-то момент приходится отступить, потому что Новаку опять хватает маны, чтобы превратить лужи крови под моими ногами в опасные клинки. Они вырастают и юркими змеями пытаются меня пронзить! Часть срубаю, от оставшихся уворачиваюсь.
Наконец-то я чувствую характерную вибрацию в рукояти — артефактный стержень клинка заряжен. Самое время бить. Резво дергаюсь вперед, вынужденно принимаю рубящий удар на энергетический доспех и тут же наношу свой. Лезвие больно бьет поляка по корпусу сбоку, именно в этот момент я выпускаю молнию, которая заставляет его броню дымиться, а самого Новака трястись. Секунда, и импульс заканчивается, меч из крови в этот момент сливается алыми каплями.
Прокручиваюсь на пятке, делаю кувырок и с резкого разворота бью мечом. Сталь сверкает, три мощных удара. По правому плечу. По левому запястью. По правой голени. Вкладываю в удар столько силы, в том числе и той, которую выдает ПАД, что лезвие прорезает броню противника. В показавшихся порезах блестят змейки крови.
Новак совсем не двигается — его ПАД точно вышел из строя, но, кажется, никто из поляков этого не замечает. Прячу меч в ножны на поясе, быстро подхожу к обезвреженному врагу и интуитивно снимаю с него шлем с громким хрустом. Тут же подставляю к глотке «обезглавленного волка» нож и говорю на чистом польском:
— Хочешь жить? Вели своим сдаться в плен!
— Признаю свое поражение, — сквозь зубы рычит он и громко кричит.
Сперва ничего не происходит, но затем, видимо, до остальных плавно начинает доходить. Выстрелы звучат реже, но это все еще не то, чего я хотел. Вдруг рядом со мной и благородным пленником оказывается тот самый рядовой с боязнью замкнутых пространств. Он протягивает какое-то устройство и говорит:
— Пусть скажет сюда, господин.
— Говори, — чуть сильнее давлю ножом на глотку поляка.
Он отдает команды в невзрачный серый квадратик на своем языке:
— Сдавайтесь! Это приказ каштеляна Новака! Попьепшонэ!
Голос Новака звучит через динамики, встроенные по всему заводу. И вот тогда его бойцы наконец-то бросают оружие, сдаются. А рядовой молодец, быстро соображает и нашел же, молодец такой, где-то это устройство. Одобрительно смотрю на него и киваю.
— Рад служить, господин! — отвечает он.
Болек Новак, когда выстрелы полностью стихают, лишь тихо повторяет:
— Попьепшонэ! — а затем уже громче говорит мне: — Орлов, ты достойный противник, признаю твою победу.
— Да-да, благодарю, конечно, — нагло улыбаюсь ему в лицо.
Замечаю на его шее родовой кулон и срываю. Нет, топтать или выкидывать не буду, а вот выкуп у семьи этого аристократа попрошу, как, собственно, и контрибуцию за самого поляка. К слову, именно пленение каштеляна Новака со всеми его вооруженными формированиями я и планировал как перевыполнение задачи «Максимум».
Федотов тоже молодец, быстро соображает и накидывает сдавшимся полякам каменные путы на руки и ноги: не сбегут и выстрелить исподтишка не смогут. Позже я связываюсь с командованием, прошу прислать людей, да больше, и кратко обрисовываю ситуацию. На что слышу с той стороны радостный выкрик офицера Горлова:
— Да как он это делает⁈ Учитесь, щеглы!
⁂
Завод в итоге переходит под контроль имперского командования: его занимают многочисленные группы бойцов. На этом мое участие в конфликте с поляками заканчивается, какое-то время передохну на военной базе и ближайший самолет доставит меня с парнями обратно в Новосибирск. Думаю, все ближайшее время я только и буду с довольной, но усталой улыбкой, пожинать плоды своего труда.
Например, за участие в защите страны и все остальные заслуги уже через два дня мне присуждают благодарность и целый орден. Я мог бы съездить на вручение в столицу, но так устал, что предпочитаю получить его через поверенного человека рода. Имперская канцелярия после всего, разумеется, начисляет мне и моему роду те самые, так называемые, репутационные очки.
На следующий день уже федеральные каналы сообщают о доблести молодого Орлова. Мое имя звучит по новостям практически каждый день, но и не только мое — Горлов дает несколько слов по поводу ситуации, рядовые бойцы и даже Артем Федотов. Я же отказываю от интервью, не то чтобы не вижу за собой никакой заслуги, просто уверен, что это лишь начало моей новой жизни.
Жизни Алексея Орлова! Жизнь, которая стала моей!
⁂
Военный самолет, в который вошли: Алексей Орлов, его родовые воины и пленный каштелян Новак, солдаты и аристократы провожали едва не аплодисментами. Сейчас он на полпути в Новосибирск.
Офицер Василий Петрович Горлов тоже по такому случаю выходил на взлетную полосу, но сейчас он сидел в своем кабинете и пил тройной эспрессо. Он любил только такой, ведь этот напиток не раз спасал его жизнь, когда он по молодости, будучи обычным рядовым, служил в афганских горах, а там много всего было…
Горлов просто не мог поверить в то, что какой-то «зеленый» юнец способен на такие свершения. Он никогда не слышал о роде Орловых как о воинском роде, но после конфликта с поляками имя одного молодого и талантливого парня просто не выходило у него из головы.
Да, Василий Петрович уже попытался завербовать Алексея Орлова в армию, прямо сразу после первой выполненной задачи, но он тогда отказал. Может, ему нужно что-нибудь предложить взамен? Но что ему может предложить простой офицер, кроме службы любимой родине?
В итоге Горлов лишь делает пометку в одном секретном военном файле, куда имеют доступ немногие, что к Алексею Орлову определенно следует присмотреться. Он написал бы и больше, но побоялся, что талантливого воина уведут либо куда более высокопоставленные структуры, либо вояки, что выше по званию и которым, действительно, есть, что предложить, в том числе и высокородному юнцу.
Глава 20
Военный самолёт снижается и касается шасси взлётной полосы. Нас привычно после этого потряхивает, но многие сразу испытывают облегчение. Наверняка думают,
