По праву сильного - Дмитрий Лифановский

— Прости, — она прикусила губу, при этом запекшаяся корочка на щеке треснула и из нее поползла вниз капелька крови. — Ты прав.

— Рогнеда, — покачал головой я, — посмотри вокруг. Это война. Не красивые сказки из книжек, а дерьмо и кровь. Если бы я не знал тебя, подумал бы, что передо мной изнеженная салонная кукла. Но мы слишком многое прошли вместе. Хватит! Бери себя в руки! — я зло ощерился, — Вот когда мы забьем кол в задницу последнего из своих врагов, мы сядем все вместе — все, кто остались живы, и помянем тех, кого с нами нет. А они за столом у Одина поднимут чаши за нас.

Я специально говорил грубо, чуть не кричал. Мне надо было встряхнуть ее. Заставить разозлиться. Не скажу, что у меня получилось, но выражение виноватой обреченности из глаз пропало. И да, я понимал княжну. Она была лучшей в Академии, она командовала элитным отрядом гвардии отца, сама считала себя элитой. А едва дошло до серьезного дела, пошли сплошные поражения и потери. Тут кто угодно лишится веры в себя. Только через это, наверное, проходит любой командир.

— Я справлюсь, — в голосе девушки появилась уверенность.

В этот момент во двор стремительно ворвался статный светловолосый пятидесятилетний мужчина с хищным лицом и жестким взглядом. По этим синим знакомым глазам, даже не глядя на шевроны можно было догадаться, что меня почтил своим присутствием сам князь Бежецкий. Увидев Рогнеду, покрытую сажей и кровью, он остановился. На лице в одно мгновение сменились тревога, узнавание, облегчение и ярость.

— Рогнеда, — голос с хрипотцой, неестественно спокойный. — Жива?

— Жива, — она напряженно кивнула и с силой вцепилась ногтями мне в ладонь, ища поддержку. — Анастасия Евпатор спасла меня. Закрыла щитом.

— Всю жизнь воевал с Евпаторами, ­– криво усмехнулся он, — и вот одна из них спасает мою дочь, — и добаваил, чуть слышно, — мир меняется быстрей, чем я успеваю за ним. Где она? Я хочу поблагодарить эту достойную патрикию.

— Там, — Рогнеда кивнула на машину неотложки, откуда, с укоризненным взглядом, мне яростно махал рукой лекарь.

Князь обернулся и нахмурился.

— Я пришлю в госпиталь своих лекарей.

— Не надо князь, — я покачал головой, — Анастасия моя невеста, и я сумею найти для нее все самое лучшее, включая лекарей.

— Ярл Рагнар, я полагаю? — Бежецкий вперился в меня холодным рыбьим взглядом, в глубине которого, тем не менее, мелькали искорки интереса.

— Честь имею, князь, — я коротко кивнул головой.

— Гордец, — буркнул князь, — Я хотел с тобой поговорить. Дочь передала?

— Не успела, пап, — вмешалась Рогнеда.

— Приглашаю в любое удобное время, — без толики теплоты посмотрел на меня Бежецкий, — спаситель моих дочерей всегда желанный гость в родовом замке Бежецких. Можешь даже разместиться пока у нас. Дом твой, я вижу, восстановлению не подлежит.

Рогнеда обиженно вспыхнула на резкое, за гранью приличия, выступление отца.

— Благодарю князь, — я с усмешкой посмотрел на Бежецкого, — но, к сожалению, в ближайшие дни планирую вернуться к себе в Пограничье. У меня там война, знаете ли.

Князь сверлим меня взглядом, потом усмехнулся:

— И наглец. В любое удобное время, ярл. Нам многое надо обсудить, ­– он ревниво посмотрел на дочь.

— Сразу, как появлюсь в Або, — кивнул я, — простите, князь, меня ждут.

— Постой! — остановил он меня, — Еще вопрос, — во взгляде мужчины сверкнула сталь. — Кто посмел напасть на мою дочь⁈

А князюшка умеет быть жутким. Но по сравнению с Лодброком слабовато.

— Думаю, Юрий Мстиславович, — я кивнул на развалины дома, — вам все объяснит. А мне действительно пора.

— Вот как? Юрка здесь? — хмыкнул Бежецкий, обращаясь больше к самому себе. — Рогнеда, — он махнул рукой, чтобы княжна следовал за ним. И не оборачиваясь, не сомневаясь, что дочь его послушается, как танк, попер в дом.

— Я с Рагнаром, папа!

Князь недоуменно обернулся, но Рогнеда уже заскакивала вслед за мной в неотложку.

— Сколько вас можно ждать⁈ — недовольно высказался лекарь, и ему было плевать на титулы и звания, здесь он был главнее Великого князя. — Девушка серьезно обгорела. Ее срочно надо доставить в операционную. Это не тот случай, господа аристократы, когда надо показывать свою важность и спесь.

— Уймись! — я жестко остановил ворчуна, — часа три она точно не придет в себя. За это время вы успеете сделать все что нужно. И скажешь лекарю в госпитали, что завтра она должна быть готова к транспортировке. Впрочем, я сам с ним поговорю.

— Это невозможно! Вы убьете ее!

— Это не просьба, — я холодно посмотрел на наглого медика, придавив его ментально.

Возможно, перелет и убьет ее. Хотя, я очень надеюсь на аптечку. Но если оставить Настю тут, боюсь, это убьет ее гарантированно быстрее. Я три дня в Або и уже потерял половину прибывших со мной людей. Процент потерь несоизмеримо выше, чем при штурме Вятки. И главное, непонятно, кто враг. Значит, надо отойти, зализать раны, разобраться, как, и по кому бить, и уж тогда лупить супостата со всей аристократической беспощадностью.

* * *

Анастасия не помнила, как ее привезли в госпиталь. Она помнила лишь боль, кружащийся в сером пепле кусок стены. Ей хотелось закричать:

— Мама, мамочка!

Но горло выдавало лишь тихий сиплый монотонный стон.

Холодные руки лекарей, которые суетились вокруг, не приносили никакого облегчения. А потом появился Рагнар и все потухло.

Вспышка! И она оказалась на берегу Понта Эвксинского, там, где в детстве проводила лето с родителями. Ей снова десять лет. Под ногами теплый золотистый песок, привезенный отцом специально для этого пляжа откуда-то с юга — Абиссинии или Аравии. Легкий морской бриз, холодя, обдувает кожу, принося с собой запах соли и водорослей.

Анастасия бежит по пляжу и громко заливисто смеется, а волны мягко плещутся у ног. Солнце светит ярко, лаская нежным теплом кожу. Но потом начинает припекать все сильней и сильней. Ей хочется окунуться в воду. Лазурные волны манят, обещают свежесть. Анастасия бросается им навстречу, раскинув руки, и… заходится в крике.

Вместо желанной прохлады тело обжигает крутой кипяток, горячий, как раскаленная лава. Он струится по телу, сдирая кожу слой за слоем. Боль пронзает каждую