Крылья за спиной - Саманта Миллс
Теперь Гальяна плакала:
– Ты права. Если мне приходится угрожать тебе, чтобы заставить помочь, я ничем не лучше их. Я не хочу тобой манипулировать. Я хочу, чтобы ты увидела – есть другой путь. – Она вытерла глаза. – Если остаешься, сделай это по своей воле. Если не хочешь, уходи сейчас, пока все отвлеклись. С последствиями я разберусь.
Земолай оцепенела. Насилие – к нему она всегда была готова. Манипуляции, подкуп, угрозы – на все это у нее имелся ответ.
Гальяна же предлагала ей выбор.
Ужасный выбор – выбор, предоставленный слишком поздно, выбор между выходом в одиночку в мир, который ее ненавидел, и сражением с единственным миром, который ее когда-либо принимал. И тем не менее это был выбор.
На протяжении нескольких дней она наблюдала за этой группкой, с трудом понимая, как они ухитряются справляться со своей подставной работой, не говоря уже о настоящей. Злиться было легко. Обижаться – удобно. Желанный способ не думать, знакомые чувства, за которые так легко уцепиться, ведь загляни она за эту завесу, обнаружила бы, что та прикрывает нечто совсем иное – трещину в ее панцире.
В тот вечер в казарме работников, когда Земолай по глупости позволила Хай Савро сбежать с его идолом, она списала свою недальновидность на возраст, сентиментальность. Но в глубине души знала, что дело обстояло куда хуже.
Сожаление.
Сожаление о годах служения жестокому делу. Сожаление о загубленных ею жизнях. Об убитых ею людях. Сожаление об утрате детской веры. Она позволила горю и гневу довести себя до крайности, а когда вышла из этого состояния, полузадушенная и окровавленная, слишком увлеклась новым миропорядком Водайи, чтобы повернуть назад.
Она сожалела о том, что поступала как велено. О том, что позволила лепить себя по шаблону, о том, что осознавала происходящее и все равно шла вперед, ведь остановиться можно было, лишь признав тщетность всего.
Безупречной Земолай не была никогда, как бы ни старалась. Возможно, не наделай она столько ошибок, распознала бы жестокость Водайиных методов раньше. Вместо этого ее проклятием стала вечная неуверенность, мучительное убеждение, что она, по сути, заслужила каждую минуту этой жестокости.
Придирки? Только конструктивная критика со стороны наставника. Изоляция? Просто способ свести к минимуму отвлекающие моменты и подтолкнуть ее к полному раскрытию потенциала. Длинные вахты, сложные задания, постоянное требование отдавать больше? Лишь потому, что Земолай и правда способна на большее. Водайя объясняла каждый свой шаг, и в тот момент это всегда бывало оправданно.
И все же Земолай по-прежнему ужасно злилась. Злилась тогда. Злилась сейчас. Стоило услышать в кухонном переговорнике голос Водайи, она тут же сдалась. Слишком много лет она пробыла послушной девочкой, чтобы за считаные дни обрести несгибаемый хребет. Но тот случай выжег ее изнутри. Это было унизительно. Откровенно жалко.
Гальяна ждала. Напуганная и полная раскаяния.
Земолай полагалось убить ее. Если не самой, то чужими руками, ведь так хотела Меха Водайя. Водайя, которая выкинула ее, когда она стала бесполезна. Водайя, которая бросила ее умирать. А потом Земолай появилась снова, к тому же в выгодной позиции, – и тут Водайя не колебалась. Не выказала ни капли раскаяния, просто в очередной раз щелкнула кнутом, ожидая немедленного повиновения.
Земолай никогда не вернется домой. Водайя никогда не позволит ей вернуться домой. Даже в унизительной должности в группе поддержки.
Признание этого факта – от которого она так долго пряталась за предельной усталостью, отчаянием и тоской – испепелило ее волю. Сила, которая влекла ее вперед, улетучилась – осталась лишь глухая паника.
Земолай балансировала на краю пропасти и впервые в жизни понятия не имела, что ее ждет внизу. Слишком часто она просто прыгала. С крыльями из дерева и бумаги, с крыльями из металла, вообще без крыльев.
Но всякий раз она не сомневалась в своей цели. Не колебалась, потому что знала (или верила, что знает, с яростью, заменявшей правду), что произойдет дальше.
Теперь же, чтобы совершить прыжок, ей требовалось нечто большее.
Она резко отвернулась от Гальяны и поплелась в заднюю комнату на подгибающихся от шока ногах, а девушка бросилась следом, болезненно бледная под слоем загара. Непонятно было, что она собиралась делать, если Земолай нападет на остальных.
Тимьян с Рустайей перерезали веревки и уложили покойника на пол даже с некоторым достоинством, но Каролин потрудился над ним слишком тщательно, чтобы следы можно было скрыть. Метод его был прост и ужасен: накачать пленника усиливающими ломку снадобьями, довести все ощущения до мучительного предела, а затем пустить в ход что-нибудь острое.
После этого разговорить пленника не составило бы труда, хотя была ли полученная информация полезна – уже другой вопрос.
Земолай присела рядом с истерзанным телом Зуба, не обращая внимания на зрителей. Глушитель на бедре надо было отключить. Если она это сделает, в башне Кемьяна зазвонит сигнал тревоги. По крайней мере одна элитная пятерка крылатых, может, две обрушатся на рынок и разнесут в клочья все, что найдут. Лотки торговцев. Общественный амбар. Всех выживших окружат и арестуют. Выйдут новые указы, регулирующие передвижения секты агро-дэва, и опять начнутся открытые столкновения.
Земолай сняла окровавленный лоскут ткани, прикрывавший самодельный глушитель. В смятении невнятно пискнула Гальяна, и крылатая подняла глаза. Они уставились друг на друга над телом Зуба. Угроза была очевидна, вопрос – тем более. Но Земолай все равно произнесла вслух:
– Скажи, чего ты на самом деле от меня хочешь, или я покончу со всем этим прямо сейчас.
Наступила хрупкая тишина – все задавались вопросом, не совершили ли они только что самую большую ошибку в своей жизни.
– Я солгала, – слабым голосом призналась Гальяна; она взглянула на Тимьяна и Рустайю, застывших в ожидании ее следующего шага. – Там, на учебном полигоне. Прибор, который я бросила. Он не просто блокировал сигналы. Я…
Она сглотнула, продолжая тянуть время, хотя до появления Каролина его оставалось все меньше.
– Техники пытаются обуздать божественный свет. Уже довольно давно пытаются.
У Земолай живот скрутило от ужаса. Точно такое же предчувствие она испытала много лет назад, когда брат вручил ей пачку листов с новой теорией книжников: «Сейчас я узнаю нечто ужасное».
– Это невозможно, – просипела она.
Гальяна нервно переступила с ноги на ногу.
– Божественный свет невероятно универсален. Им движутся небеса. С его помощью боги читают наши тела, перегружают наши электросети, пронзают завесу между их миром и нашим… и мы полагаем, что это воспроизводимо. Это поразительная вещь. По крайней мере, мы верим, что
