Громов. Хозяин теней. 6 [СИ] - Екатерина Насута

— И да, минутку… в столовую отнесите, чтобы и ваших друзей без обеда не оставили.

Ворон быстро черканул пару слов на тетрадном листочке. Чтоб его, и почерк тот же, аккуратный, округлый, с характерными завитушками.

Как он это делает, а?

— Так… в столовую можно не спешить, — Орлов постучал по циферблату новеньких наручных часов, явно хвастаясь этакою красотой.

— Откуда? — Демидов заметил.

И не только он.

— Отец подарил!

Часы были массивными и явно дорогими.

— От Буре! Особое исполнение…

— И за что такая роскошь?

— Так… на той стороне побывал? Побывал. Вернулся целым и не с пустыми руками.

— Карманами, — уточнил Демидов. — Я тоже… погоди, это ж на камнях? Особо точные… да покажи ты! Постой минутку…

— Сав? — Серега дёрнул меня за рукав. — А… можно с тобой поговорить?

— Я могу руку подлечить, — тихо произнёс Елизар и снова смутился. — Если надо.

— Надо, — ответил я за Серегу и сказал остальным: — Вы идите. У нас тут, похоже, обстоятельства нарисовались. Что с рукой?

— Мы подождём у выхода, — Шувалов успел развернуть Орлова к этому самому выходу, не дав шанса узнать про обстоятельства. — А камней сколько? Я читал, что лучше двенадцать…

— Двенадцать и есть, — Никита позволил переключить внимание.

— Ничего страшного, — Серега сказал и шмыгнул носом, и я понял, что ещё немного и он расплачется. А это… это совсем нехорошо. Я не представляю, как утешать ревущего подростка. Главное, что не пойму, чего там случилось. Он же ж и тогда, в поезде, спокойно держался. И потом. А тут вот…

— Идём, — я подхватил Серегу под руку и тот дёрнулся было, но успокоился, позволив увести себя в класс. И дверь прикрыл. А Метелька отнял у него сумку и велел:

— Раздевайся.

— Зачем?

— Руку покажешь.

Елизар кивнул. Он был по-прежнему молчалив.

— Да… там просто синяк. Сам пройдёт.

— Всё равно. Никита тот? Твой, который…

Серега кивнул и всё-таки принялся расстёгивать гимнастёрку. Синяк был… ну, синяком. Точнее таким вполне себе характерным отпечатком чужих пальцев, который остаётся, если руку перехватить и крепко сжать.

— Дрался?

— Не то, чтобы… просто… получилось.

— Рассказывай, — велел я.

— Он… он опять начал говорить, что я трус, если не хочу в Пажеский корпус. Что ему сказали, что Алексею Михайловичу предлагали. А он отказался. И если отказался, то потому что тоже знает, что я трус. И не справлюсь там.

— Сам он…

— Можно? — Елизар взял за запястье и осторожно разогнул. — Такие гематомы сами по себе будут долго сходить.

— Вот. И я сказал, что не трус, что… а он всё равно. И держится так… ну… так. Как будто он самый главный и важный. Матушка же с ним ласково. Хвалит. Что бы ни сделал, всё одно хватит. Говорит, что отец им гордится, что…

Детские беды.

И детские разборки.

Пальцы Елизара пробежались по руке, задержавшись у локтя.

— Матушка потом сказала, что я действительно слабый. И мне надо больше тренироваться. Заниматься. А не за книгами сидеть.

Я прикусил язык, чтобы не ляпнуть, что его матушка — дура. Как по мне — полнейшая. Но Серега вряд ли согласится. И значит, незачем оно.

— И предложила, чтобы Никита со мной занимался.

Так. Ещё немного и я скажу это вслух.

Нет, что надо в голове иметь, чтобы разрешить одному агрессивно настроенному подростку бить другого?

— Он сильнее?

— Да. Они там… гимнастикой занимаются. И военным делом. И прочее… разное… и всякие знает… приёмы. Борьбу. Он меня валял.

— Гематомы не только на руках, — спокойно подтвердил Елизар. — Ничего опасного, но, мне кажется, ты должен испытывать неудобства. Я уберу?

— С-спасибо.

— Будет щекотно.

— Ерунда. Это… это я перетерплю. И боли я не боюсь!

Ему просто обидно.

Это я понимаю. Именно обида и душила Серёгу. И пережитое унижение. И осознание, что в этой его личной войне, маменька выступает на стороне врага.

— Вы вдвоём дрались?

— Нет. Там… наставник был. Никиты. И… он его с малых лет учил.

Понятно, то есть к своему воспитаннику скорее всего привязан, а в Сереге видит угрозу. Хотя, может, тоже желает показать разницу, простимулировав к свершениям.

— А руку как?

— Ну… я ему в нос дал. Не сразу, а… а он повалил и выкручивать стал. Требовал, чтобы я сдался.

— Сдался?

— Нет.

— Почему?

— Потому что я не трус! — рявкнул Серега. — И… и я его не боюсь!

— И не надо. Чего бояться?

Он выдохнул резко так.

— Спасибо, Елизар. И вправду теперь не болит совсем…

— Серега, ты кому-нибудь говорил об этом?

Он покачал головой.

— Они решат, что я жалуюсь. А я не жалуюсь. Я… я просто вот… не знаю. Мама сказала, что это позор, быть настолько слабым. Что… что мужчина обязан быть сильным. Чтобы его уважали и вообще. А я вот… я тощий. И не хочу заниматься. И это её разочаровывает. И что мне больше внимания надо уделять настоящим мужским делам, а не всякой ерунде.

Женщины.

Честно говоря, иногда ставят в тупик. Поэтому молчу, хотя молчание даётся уже с трудом.

— И что она поговорит с Алексеем Михайловичем, чтобы… чтобы всё-таки определить меня в этот корпус. Что это поможет нам с Никитой найти общий язык. И вообще… это почётно. Возможности открывает. И грех такими бросаться. Что если я постараюсь, я вполне могу попасть в число свитских. А даже если нет, то с помощью деда и Алексея Михайловича всё одно сделаю карьеру. В генералы выйду.

Нет, логика в этом определённо имеется. Но какая-то ущербная, что ли.

— А ты её объяснил, что не хочешь становится военным? — уточнил я, хотя ответ уже знал.

— Да.

— А она?

— А она сказала, что это всё глупости. И что быть военным — почётно. И что мой отец был военным. И дед военный. И тот, другой, который отца отец, тоже служит. И что я просто упрямлюсь и не понимаю. Что такую возможность упускать нельзя! — Серега