Тени двойного солнца - А. Л. Легат

– Хрм-хру, – ответили из-за стены.

– Доброй ночи, – произнес я одними губами.

Я попробовал каждую половицу ногой – скрипит ли? Гнется? В ушах стучало сердце. Два голодных рта ждали меня в Ийгало. Я не мог оплошать.

Иствана не зря прозвали мотом, я быстро потяжелел. Речной жемчуг, пуговицы из серебра, несколько монет и мешочек специй – важно знать меру, держаться в стороне от золота. Пропажи не хватятся в первые дни. А прибытка мне хватит на полный месяц.

Обшарив сервант и прибрав серебряный ножик, я вздохнул. Будь со мной Корж, мы бы унесли больше. Но у Коржа нет ни правой руки, ни совести, чтобы подзаработать левой.

Тут-то я и оплошал. Ветер ударил створки, и крючок соскочил с петли. Заскрипела кровать.

– Ну что еще за на хер, – промычали из-за стены.

Шлеп-шлеп. Босые стопы потревожили тишину. Времени у меня было на несколько вдохов, чтобы укрыться. Крупная туша проскочила мимо меня.

– Сколько раз папенька говорил – дощечкой подпирать, а не крючком! Бездари! – это, по-видимому, явился старший сын Иствана.

Я задержал дыхание, надеясь пересидеть, переждать бурю…

Коли меня спросите – ему просто не свезло. У него, видать, тоже было хорошенькое чутье – постояв у занавески, он откинул ее в сторону. Увидел распахнутую створку, и, к моей беде, выглянула луна. Грязный след под окном – еще до того, как я обтер ноги, – сдал меня с потрохами. Пару мгновений отпрыск пялился на находку – и только потом набрал воздуха в грудь.

«Вор!» – наверняка собирался он крикнуть. Но я уже достал нож.

Тогда я еще не знал, как верно бить человека со спины, чтобы тот не поднялся. Я ударил его по затылку изо всех сил: от боли в руке я скрипнул зубами и резко вдохнул. Удар толкнул большую голову, и крепкий лоб припечатало к стене.

Хотите совета – бейте насмерть, наверняка.

– У-у, – промычал отпрыск, но и не думал падать. Резко повернувшись, он отпихнул меня к гардеробу, и я собрал все половицы, которые скрипели, а потом всем весом промял дверцу-плетень.

– Вор! Грабят!

О трех вещах я подумал тогда: куда подевалась моя удача, как я останусь без руки и до чего визгливый голос бывает у крупных детин.

– На помощь!

И, поверьте мне, если бы он бросился наутек, я бы выскочил в окно, убрался прочь, залег на дно. Но отпрыску захотелось стать героем. Он широко расставил руки и прыгнул в мою сторону. Я отступил в самую темную часть комнаты. Бух! Пошатнулся гардероб. Слепо шаря руками, отпрыск как-то успел ухватить мой рукав. Крупный кулак полетел мне в лицо, и я поднырнул, порвав славную куртку, почти обнял отпрыска с бока и развернул его.

Ребра хрустнули. Локтем из меня выбили дух. Второй удар содрал кожу на скуле и попортил зубы. Ослепнув от боли, я отмахнулся ножом и выронил его от следующего удара. Вспомнил как это – бояться тьмы. Меня протащили, толкнули. Острая боль пронзила спину – гвоздь пропорол меня от лопатки до хребта. Внизу очнулись.

– Сдохни, – выдохнул отпрыск.

Я выхватил второй нож левой, рыча от боли. Располосовал ему, как чудилось, руку и грудь. Хватка на рукаве разжалась, теперь бедолага визжал. Когда я прозрел, вся комната пестрела брызгами крови. Лезвие соскочило – я раскроил бедолаге горло у подбородка.

– Глх-ра! – всхрипел он, схватившись за отворот рубахи.

«На помощь!» – звали его губы, но изо рта вырывался только глухой хрип.

Я ударил его еще раз, испугавшись не меньше. Не понимая, как долго придется ждать, пока человек истечет кровью. Придвинул гардероб к двери крайне вовремя – по лестнице поднималась охрана.

Коли меня спросите, никогда не идите искать вора в своем доме. Полагаю, это спасет жизнь-другую, если уж не сойдет за мое искупление.

Слабая хватка отпрыска потянула меня за портки, но я выпутался и скорее выпал, чем выпрыгнул в окно. В этот миг рухнул гардероб. На улице распахивали ставни.

– Чаго там?

– Дайте поспать, стервецы!

– Стража, стража…

Факелы разрезали тьму, мою кормилицу-ночь. Я бежал в порванной куртке, задыхаясь. Бряцал пуговицами, монетами, столовыми приборами. Лаяли псы. Ледяной воздух резал кожу. Я не помнил, как оказался у развилки в двух часах пути от Горна. Только как ныла рана у лопатки и бежала теплая кровь до самой задницы, а ребра ломило при каждом вдохе.

От хорошего урока всегда остаются шрамы. В тот день я просек: ночь не спрячет меня от любой беды, и даже самый лучший дар легко похерить, ежели вместо головы у тебя – гузло.

Так или иначе, петля вместо колоды – дрянная сделка. Мне пришлось вернуться в село, матушке – снова исхудать, а Коржу поумерить пыл. Может, оно и к лучшему.

Впереди нас ждало хорошее время. Жаль, что на болотах все хорошее кончается паршиво.

* * *

Треск поленьев в жаровне, волны мягкого жара, густой аромат похлебки, которая вот-вот подойдет. Моменты, ради которых стоило жить. Я лежал на скамье, умягченной шерстяным одеялом, которое украл для матери. Лежал возле ее коленей, и теплая ладонь приглаживала волосы. Не было ни ночи, ни тревоги, ни грядущей зимы.

– К нам заходила Лия, дочь плотника. Хорошенькая, – зачем-то уточнила мама. – Заходила уже пятый раз.

Я лежал рядом, делая вид, что страшно устал. И боялся пошевелиться. Пальцы придавливали грязные волосы, заправляли за ухо. От щекотки я морщился и улыбался.

– Ты совсем вырос, – продолжила мама.

– Мгм.

Она помолчала, и я догадался, лежа с закрытыми глазами, что матушка смотрит в окно. Ждет. Всегда ждет.

– Как думаешь, Лия хорошенькая девушка?

Делать вид, словно тебе восемь и ты ничего не смыслишь, всегда было легко. Но когда уж давно начал бриться – кого этим обманешь?

– Рут? Есть ли девушка, которая тебе нравится?

– Нам никто больше не нужен, – говорил я.

Она грустно улыбалась и смотрела в окно. Туда, где обычно появлялись когорты, смотритель из Глифа, сборщики и прочая мразь вроде моего отца. И говорила:

– Пройдет время, и ты обязательно найдешь хороших друзей. Новую семью.

– У меня есть семья, – осторожно говорил я.

В ее глазах читалось: «Одной мало». Я молчал в ответ: «Семьи с тобой более чем достаточно».

Времени оставалось все меньше: по селу давно ходили слухи. Плут Корж требовал все больше и больше. В Ийгало уж год как мне не подавали руки. Охотники сторожили силки, скупщик из Глифа все реже останавливался у нас, а зерно