Тени двойного солнца - А. Л. Легат

Священник опасливо покосился на мое лицо и тут же опустил взгляд.
– Дает ли согласие перед светлым ликом Матери Лэйн Тахари, первый мечник Крига, – на этих словах я снова потянул руку к лицу, и Малор снова сжала пальцы на предплечье.
Наконец-то!
– Да…
– Рано, – шепнула Малор.
– …что будет верен ей от сих пор до самой своей смерти и никогда не посмеет…
Пытка продолжилась. Священник торжественно зачитывал клятву за клятвой: про здравие и долг, верность и честь – слова, которые всерьез в Воснии не осмелился бы сказать и последний лжец.
Глаза нещадно слезились, толпа шепталась все громче, полагая, что ничего не слышно за громоподобным голосом служителя храма. Малор держала меня так крепко, точно я собирался вырваться, сбежать, продраться сквозь толпу у храма и скрыться в переулках.
– …И никакой спор, никакие разногласия не омрачат…
И чего тянуть? Какая нелепость! Нам не нужно было брать замки, хоронить друзей и есть похлебку с мухами. Я всего лишь собирался стать женатым.
Я ответил еще до того, как священник произнес последние слова:
– Да, – и чуть тише, – черт вас дери.
Малор беззвучно посмеялась.
Ольгерд из Квинты, Небесный Горн. Через два дня
В этот день в часовне не назначали встреч, службы или празднеств. Калитка снаружи так же осталась закрыта. И все же посетители ворвались без стука.
– Помощь требуется, отче, дело безотлагательное! – не здороваясь, на пороге объявился смотритель Горна, мастер Белен. Как всегда, гладко выбрит, хорош собой, молод, тороплив и несносен. В этот раз он точно пришел не за деньгами: за часовню я платил не больше двух ночей назад.
С ним, не обтирая ног у двери, в зал пожаловали четыре наемника. Грязные и душой, и телом люди – зыркали алчно, явно думали, как бы чего стащить или разбить.
– Добро пожаловать в обитель милосердной Матери! Пожалуйста, не троньте чашу! Спасибо. – Я прочистил горло и пошел навстречу. – Как вам известно, милость богини даруется всем…
– Вот и славно! Нам бы…
– …всем, кто ее достоин, – закончил я.
Смотритель обернулся в сторону светлого лика. Его щека дернулась. Он продолжил, как ни в чем не бывало:
– Надобно мне извести эту гниду залетную, стоит уж неделю в прилеске, а в город носу не кажет…
Мои глаза округлились сами собой, я осел на скамью.
– Ч-что?
– Каррах Спилозуб, так его звать. Вешали его трижды, да все неудачно, нам беда не нужна. Слыхал я, вы грядущее толкуете. Мне бы растолковать, отче, как эту гниду…
– Я вас услышал. – Мой голос выражал нечто среднее между ужасом и праведным гневом. – Как было сказано, милость Ее должна быть заслу…
Смотритель ударил сапогом по доскам пола, и его грязные люди обернулись. Мне страшно захотелось броситься к створкам ближайшего окна и выбить их, чтобы оказаться на улице.
– Слыхал я, что вы чаще не дело делаете, а про молитву талдычите, и про чистоту души. Так скажу я вам, отче, с этим у меня полный порядок. – Он оттопырил большой палец и ткнул им себя в грудак. – Три дня я не держал в руках кубка.
– Мученик, – добавил грязный человек за его спиной.
Белен покивал.
– Так что, отче, раскошеливайте ваши советы да приглядки. Время не ждет.
Я глубоко вдохнул и выдохнул. Посмотрел на створки еще разок.
– В обители Ее не почитают убийц и злые помыслы. Очиститесь, и тогда…
Смотритель шагнул вперед, и я почувствовал его запах. Не пил, это уж точно, но порой запах настойки куда лучше, чем подобный смрад изо рта.
– Я по-хорошему к вам, отче.
– Ай-яй, – подыграл грязный человек.
– Со всею душою. Вы что же думаете, одна богиня ваша – и навсегда, и не осталось в Горне никого прочего? – Он очень резко отряхнул ворот моей рубахи. – Вы здесь, покуда платите за часовню.
– Так точно, – выкрикнул тот негодяй.
– И, стало быть, кой-чего нам задолжали, коли хотите остаться вдолгую, да?
Я сглотнул. Почти проблеял:
– Что же, вы верите во всякого бога, который принесет пользу?..
Глаза смотрителя распахнулись в искреннем непонимании.
– Вам как обриться надо, вы в цирюльню к лучшему ходите?
– Но богиня – не цирюльник…
– Все боги услужливы, такова их природа, да? Боги не дураки, им полезными быть надо. Занимаются провидением, сподвигают, покровительствуют, отгоняют плохие сны, приводят здоровых шлюх и все такое прочее. Чем не услуга? – он помахал рукой, будто брезгливо стряхнул что-то с пальцев после моей одежды. – А коли не работает один божок, от рук отбился, так чего с ним цацкаться? Пусть о нем забывают. Должно быть, у вас там, в Квинте-то, одна цирюльня на все дома.
Я чуть не подавился. Закашлялся, постучал себя кулаком по груди.
– Ох-х…
– Один божок – это, вы не поймите превратно, отче!.. Как сказать. Ненадежная штучка, так?
Я часто заморгал и попытался подняться с места. Крепкая рука смотрителя усадила меня обратно.
– Вы с нами уж почти год, а все никак не поймете. Наш люд, люд свободный, очень избирателен. Нехватки в покровителях не испытывали ни в какой годок: хочешь – в одну когорту иди, хочешь – в племя у топей, хочешь – молись Грынну Беспалому, хошь – поклоняйся Варуме Трезубке, а коли приспичит – всем и сразу. Так, того и гляди, вернее ответят тебе милостью.
– Это же… святотатство? – неуверенно сказал я, поглядывая на широкий походный нож на чужом поясе. – Предательство? Измена?..
Белен улыбнулся и широким шагом стал наворачивать медленные, издевательские круги, точно задумал сплясать. Я почти взмолился, взывая к разуму:
– И вы просите милости у милосерднейшей из Матерей, у нее на глазах предлагая верность прочим?..
Грязные люди засмеялись. Смотритель выждал и заговорил.
– А вы пораскиньте мозгами, отче. Была у меня первая женка, всем люба. Два года мы вместе, а потом глянь – подхватил какую заразу, до конца оттепели врачеваться ходил, ну! Вы слушайте дальше. Вторая жена – никому не люба, вместе уж с ней кое-как, зато моя – думал! Всю плешь мне проела, раскабанела, отче, кровати поперек ломала. Сам я и убежал…
– Пресвятая Мать, – начал я, но смотритель поднял руку так резко, что я попятился.
– Первый сын мне по гроб жизни должон – и наследовать, и в хозяйстве держать, так помер! Эка невидаль! Вы дальше слушайте: дочура моя сосваталась кому-то в когорте, третий год уж не знаю, жива она или нет. Вот вам, отче, и вся верность, вся долговечность.