Великий и Ужасный 1-6 - Евгений Адгурович Капба
— Эльфийская медицина? Пожалуй — воспользуюсь предложением, но после совещания, — кивнул цесаревич. — И кстати — что за ересь ты шептал, когда открылся?
— О-о-о-о, ваше высочество, — мне было очень сложно сдержаться. — Это из орочьего фольклора, да. Седая древность! Мало кто этим пользуется… Что-то вроде боевой мантры, настраивает на нужный лад, понимаете?
— Что-то на черном наречии? — уточнил он.
— Да, да, что-то на черном наречии — не стал спорить я. — Пройдемте в штабную палатку? А перед совещанием выпьем чаю! Хотите чаю? С малиновым вареньем?
⠀⠀
⠀⠀
⠀⠀
Глава 3
Гостья из будущего
●
⠀⠀
Совещание получилось более похожим на встречу клуба анонимных алкоголиков или клуб психологической поддержки, как в американских фильмах, чем на некое штабное военное мероприятие. Удивляться особенно не приходилось: народ в палатке, которая выполняла роль административного здания в нашем лагере, подобрался уж больно специфический. Из адекватов тут имелось только два генерала — артиллерийский и пограничный, но эти двое как раз больше всех из собравшихся были похожи на алкоголиков. Да и вообще — говорить о генералах и адекватности в одном контексте я с уверенностью не мог, опыта общения с такими чинами не хватало…
Остальных же, рассевшихся на табуретках вокруг большого стола с крупномасштабной картой Восточной Европы на нем, точно можно было записывать на прием если не к наркологу, то к психиатру — точно. Всех, кроме меня, конечно. Меня — к фитотерапевту, пожалуйста. Фитотерапия — наше всё!
Во-первых, в качестве консультанта у нас тут присутствовал Клавдий Ермолов! Вот кто эманировал Тьмой из кортежа! Он и сейчас сидел в самом темном углу, набычившись, и даже лампочки с его стороны светили более тускло. Малый повзрослел: во взгляде его вместо придури и жажды крови появилась некая суровость, поперек лица пролег шрам — явно от артефактного холодного оружия, потому как свести не смог. И свою львиную шевелюру он состриг, щеголяя теперь коротким ежиком жестких волос. Это всё придавало молодому темному магу матёрости, определенно.
Сходу я не запихал его башку в его же темную жопу только потому, что царевич Василий строго погрозил мне пальцем. Царевичу Василию, кстати, тоже не помешало бы посетить профильного специалиста: то он на бессонницу жалуется, то оговорочки у него с намеками на то, что он орчанок сношал… Тут стоит призадуматься!
Во-вторых, в качестве еще одного консультанта у нас тут присутствовала попаданка. Ее звали Алиса, она была светлой волшебницей, пай-девочкой, воздушным созданием и явным романтическим интересом Клавдия. Он так и увивался вокруг нее в перерывах между мрачным восседанием в углу: то табуреточку отодвинет, то водички предложит, то к ее руке невзначай прикоснется… Просто ужас что такое. Это даже хуже, чем урук и эльфийка! Темный балбес и светлая пигалица — какой дурацкий водевиль!
А еще — она знала, что мы с ней одного поля ягоды. По крайней мере, иначе за каким хреном пай-девочка, тоненькая, как тростиночка, с беленькими волосиками и стрижкой под мальчика, который стрижен под девочку, обожгла меня невинным взглядом, здороваясь, и произнесла в сторону, как будто ни к кому не обращаясь:
— Люди постоянно спрашивают меня, знаю ли я Бабая Сархана…
Сначала я не врубился, а потом как врубился! И сразу ляпнул:
— Еще бы они не спрашивали! Первое правило Орды — всем и каждому рассказывать про Орду. Не подскажете, а как было имя того парня? — всякий раз, когда я встречал кого-то из наших, например — Тиля или Слонопотама, меня аж до мурашек пробирало. — Который помер.
— Его имя — Роберт Полсон! — глянув на меня своими голубыми-преголубыми глазами цвета самого холодного льда, ответила волшебница по имени Алиса и по фамилии Селезнева. Если это не псевдоним, то я — воспитанница Смольного и института благородных девиц.
Клавдий все это время пялился на нас, как сыч из дупла, пучил свои черные очи, хмурился, жевал губами, но ничего не говорил. Стеснялся царевича, наверное. Хотя злился и ревновал страшно!
Еще здесь присутствовал кудрявый комбриг Брегалад Ронья — хороший мальчик, замеченный в необузданном пьянстве, разврате, тяге к насилию и болезненном инфантилизме. Он привез запасы природных медикаментов лично, и теперь несколько отстраненно жевал в углу стебелек какого-то растения и поглядывал на меня.
За секретаря, начштаба и оргтехнику у нас работал, конечно, Латиф. Робокоп-Главбух здорово освоился, вкалывал, как черт, и вообще — выполнял функции голосового помощника. Ну, и волноваться, что он предаст, не приходилось — по понятным причинам. Писюн-то его до сих пор в заложниках у Федора Иоанновича находился!
Генералы — князь Вяземский и глава местной пограничной стражи генерал Панкратов (из земских, простолюдин, но явно — настоящий вояка, надежный, как скала) терпели нас из последних сил. Не привыкли они к такому обществу. Мол, форму нормальную не носят, строем не ходят, ведут себя развязно и не вполне прилично… Эти седые ветераны очень красноречиво переглядывались, и у них едва ли пар из ушей не шел в ходе наших докладов о текущем положении дел на вверенном ЧВК «Орда» и Бригаде легкой пехоты участке границы.
В общем, учитывая эпатажность собравшейся публики, прозвучавшее в финале совещания из уст царевича предложение прозвучало не так уж и безумно:
— Я хочу, Бабай, чтобы ты погасил Инферно.
Я не выдержал и заржал в голос. Нет, не потому, что я не мог! Я мог. Наверное. Опыт был. Проклятый старый дом я по камешкам разобрал в принципе, и тут должно было получиться… Вопрос был в другом: я никак не смог бы обойтись в этом деле без двух важных составляющих.
— Мне нужен охренительный запас маны, просто чудовищный, и средство для эвакуации ничем не хуже… — я хотел сказать «орлов Манве», а потом захлопнул пасть. — Так, стоп!
Получается — я действительно мог это сделать! У меня была Эсси — а рядом с ней я творил всякую дичь с большим воодушевлением, потому как она в меня верила больше всех. И, гипотетически, у меня был Грифон. Который ничем не хуже сраных орлов Манве!
— Теоретически… Теоретически я могу представить себе, как можно подойти к решению этого вопроса и не сдохнуть при этом, — вынужден был признать я.
Царевич Василий смотрел на меня с большим интересом, остальные, кроме Латифа — скептически. Латиф стоял в углу закатив глаза и пустив струйку слюны из
