Жрец Хаоса. Книга IV - М. Борзых
«Вот уж называется концентрированное владение магией кошмаров, — подумал я. — Интересно, на какой странице самоучителя я обнаружу нечто подобное?»
При этом обезьян неотступно давил мне на сознание. Как там я читал в самоучителе: «Магия кошмаров находится на стыке магии иллюзий, ментала, внушения и манипуляции сознанием». Именно это я сейчас и чувствовал — такое ощущение, будто индийский орангутанг сейчас вскрывал мою черепную коробку с помощью открывашки, медленно ввинчивая в затылок собственное давление и влияние.
«Только хрен ты угадал, родной!»
Химеры, послушные моей воле, бросились на полудемона, отвлекая его — и тут же получили свои заряды магии кошмаров. С отчаянным визгом они исчезали, умирая.
Сука! Эти чувства были просто непередаваемые! Когда мои творения, находящиеся на прямой подпитке и связи от меня, вдруг начали умирать… Это придало не просто здоровой злости — это придало ярости моим решениям.
А потому, видимо, в нормальном состоянии я бы никогда не решился на подобное — но сейчас, чувствуя, как один за другим умирают мои детища, я решился воплотить безумную идею.
«Если уж ты вышел на меня в виде демона, то лови достойного противника!»
Я в точности воссоздал увиденного мною ракшаса, съеденного Войдом на мраморном заводе. При этом мне на время показалось, что я будто бы стал выше ростом. Взгляд застилала пелена безумия алого цвета, руки стали похожи на лапы с когтями, а вокруг меня развивалось демоническое одеяние.
Я чувствовал себя всесильным.
И моя метаморфоза не прошла незамеченной — орангутанг осёкся и резко дёрнулся назад.
«Шайанка, подчиняй!» — дядя выкрикнул приказ.
Уж не знаю, что он имел в виду, но Шайанке вдруг резко стало не до него. Из тьмы на выжженную огнём площадку перед криптой появилась огромная четырёхрукая женщина-змея — её-то я однажды уже видел. В руках у неё мерцали призрачные сабли. Помощь пришла, откуда не ждали. Гувернантка принцессы по каким-то личным причинам решила не оставлять меня на убой и вмешаться, хотя бы уравнивая шансы.
«Эх… шикарная…»
Фрау Листен нельзя было не любоваться. Смертоносная грация приковывала взгляд.
Не отвлекаясь более ни секунды на индуса, нага схватила хвостом индийскую принцессу и резко сдёрнула из видимого пространства. Но принцесса была не так проста — словно кобра, она выскользнула из зажима.
Человеческий облик стек с индийской принцессы не хуже косметики под дождём или под струями горячей воды. И сейчас напротив наги стояла самая настоящая королевская кобра.
Пары сформировались.
Индус, видя, что принцессе явно не до покорения меня, любимого, переводил взгляд из стороны в сторону — не понимая, то ли защищать племянницу, то ли драться со мной.
Я решил подтолкнуть его к верному выбору и, собрав внутри себя волну боли, страха, ненависти и всех тех чувств, которые я ощутил при смерти моих химер, сформировал не волну, а копьё — и этим копьём запустил в стоящего передо мной индуса.
Тот едва успел создать перед собой некую фигуру, сложив пальцы обеих рук в треугольник — и именно в этот треугольник влетело созданное мною копьё.
Уж не знаю, что пытался создать дядюшка-индус, однако же в сочетании с моим конструктом магии кошмаров вышло нечто настолько убойное, что во все стороны брызнула грязная энергия незавершённого конструкта, искорёженного моим вмешательством.
Вышло что-то наподобие точечно-осколочных ранений. Под него попал и я, и сам индус, принявший на себя большую часть осколков, и даже нага вместе с королевской коброй. Разлёт был не меньше пятнадцати метров. Как мы это поняли?
В тех местах, где деревья и кусты не пожгло выбросом принца, листва и мелкие ветви покинули своё привычное местонахождение и ковром осыпались на землю.
Честно говоря, я думал, что конструкт должен был сработать как некая ментальная атака, однако же вышло совсем не так. Насколько не так я понял, когда увидел, как из индийского орангутанга начали выпадать внутренности. Его нашпиговало взрывом конструктов таким образом, что вместо груди у него был сплошной фарш. Фрау Листен и Шайанку Раджкумари тоже нашинковало неслабо, но, видимо, животная ипостась и дальность расположения сыграли свою роль. Их посекло, кровь пролилась, однако же смертельных ран не было — обе змеи расползлись в стороны друг от друга с диким шипением и принялись использовать висящие на себе амулеты.
Что же касается меня, то осколки конструкта бессильно чиркали по шкуре горга, которая автоматически выставилась даже без моего желания — видимо, за мгновение до взрыва мой звериный защитник решил, что хочет пожить подольше.
«Вот уж полезный рефлекс, ничего не скажешь», — восхитился я предусмотрительностью и скоростью моего защитника. Факт остаётся фактом: я был целее, чем все остальные.
Прикинув, что диспозиция сил изменилась, королевская кобра в виде принцессы тут же замерцала и накинула на себя щит наподобие тех, под которыми ко мне подбирались индийские гвардейцы, а после резко отпрянула в сторону дяди. Но я заступил ей дорогу.
На мгновение принцесса даже не поняла, что произошло, и лишь потом до неё дошло, что я вижу её даже под невидимостью. Плюнув на все правила приличия, она появилась передо мной и прошипела:
— С-с-сапомни, я не хотс-с-села тебя убивать.
С этими словами она резко дёрнулась в сторону и исчезла во тьме.
Я же обернулся к умирающему индусу, сменившему ипостась с звериной орангутаньей на вполне человеческую. Сила бесконтрольно била из него волнами, и он ничего не мог с этим сделать — судя по тому, что я видел, взрыв разворотил ему вместе с грудиной ещё и часть защитных артефактов, которые были на нём. Именно поэтому он так сильно пострадал, а тех же змей не зацепило. Таким образом, видимо, всё же сыграла роль близость к центру взрыва.
Странное дело, когда я подошёл ближе к умирающему индусу, то в его взгляде не обнаружил ненависти либо злости. Он оценивающе взирал на меня, как до того взирала Шайанка во время танца. Выискивал что-то во мне, как будто бы прощупывая мою ауру, и за секунду до того, как кровь полилась у него из горла, он прохрипел:
— С-с-сабери перс-с-стень… Он твой по праву…
Голова индуса откинулась бессильно. Ну а я что? Пришлось мародёрствовать, хотя вполне возможно, что это было некое посмертное проклятие. Однако же оставлять такой артефакт, фонящий во все стороны магией, я не стал, осторожно подцепив валявшейся недалеко обугленной веткой палец с кольцом.
Я закинул перстень
