Флибустьер - Хайдарали Мирзоевич Усманов
К тому же, эта дамочка сама ему рассказала о том, что те же патрульные Империи, когда видят какой-нибудь одинокий корабль, не имеющий государственной привязки, например, какой-нибудь вольный торговец, идущий по своим делам, они могут позволить себе просто напасть на него и уничтожить такой корабль. Просто потому, что им захотелось… Потренироваться… Иногда они позволяли себе захватывать членов экипажей таких кораблей. Для тех самых игр. Да… Да… Для тех самых игр, в которых Кирилл уже поучаствовал. Именно поэтому он понимал, что в данной ситуации у него нет никаких причин для того, чтобы мучиться моральными терзаниями в отношении того, что кто-то из “невинных” представителей этой расы может, совершенно случайно, пострадать по его прихоти. Всё только по той причине, что для эльфов было в порядке вещей иметь в собственном распоряжении “низшее существо” в виде игрушки. А низшими для них являются представители любой возможной расы разумных существ. Да. Они предпочитают обзаводиться разумными питомцами. Им так "веселее и интереснее". Так что ничего странного в том, что они сами станут чьими-то питомцами, Кирилл теперь не видел. И даже заставлял эту эльфийку саму ему в этом помогать.
Новый путь
Ночь на Вольной станции гоблинов была как забытый том, страницы которого тихо шуршат под пальцами. Лампы причала мерцали, отблески ржавого металла дрожали в стекле, и в этом мерцании всё казалось ненадёжным, словно можно было отломить целую жизнь пальцем, если нажать в нужном месте. Кирилл стоял у иллюминатора, смотрел на сплетение ходов и доков, и думал так, как думает охотник, у которого в клетке трепещут ровно две мысли… Добыть и не попасться… Но на этот раз в его голове шуршали не только мысли – там создавался план слов и привязок, а не чертежей и капитуляций.
Он начал очередной разговор как всегда – мягко, но с твердостью, как человек, который знает цену предложения. Не угрозой, не приказом, а намёком, как тот, кто кладёт на стол карту и улыбается, ожидая, что другой увидит ту скрытую линию, что ей выгодна.
– Нам не хватает рычагов. – сказал он, не отрывая взгляда от огней. – Наш корабль надёжный, но слишком… Старый и слабый… Было бы неплохо иметь в нём больше техники, что могла бы держать удар и дольше жить.
Сейрион посмотрела на него так, как смотрят старые часы – с пониманием, но с внутренним циферблатом, где каждый час – воспоминание. В её глазах вспыхнула искра, которой он всё ещё немного опасался. Не искра благодарности, а искра старой гордыни, подогретой слабо тлеющими огоньком надежды. Она усмехнулась – тихо, и в этом усмешке был свод древних договоров.
– Ты хочешь то, что у нас было. – Сказала она. – У вас есть способ добраться до такого? – её голос не дрогнул, но скрытый смысл был ясен. У неё снова появилось видение свободы, выточенное на чужом металле.
Она предложила не что иное, как охоту в легенде. Взять цель, столь драгоценную, что сама её добыча сотворит новую жизнь. В её воображении сияла сцена – один перелом, один удар, и на её ладони окажется не только механика, но и знак свободы. Документы… Коды… Имя, которое отмоет позор. Её предложение звучало как вызов, но в его тоне тянулось и обещание:
“Если ты падёшь – то и мне не поздоровится… Но если ты победишь…”
Кирилл услышал в её словах не только надежду, но и ту самую усталую правду. Она всё ещё жаждет мести и обретения своего дома в форме сделки с судьбой. Он видел её взгляд, проектировавший месть – не ради крови, а ради правды, ради отплаты за все те ночи, когда над ней смеялись, судили и ломали. И он понимал – если позволить ей действовать в порыве эмоций, то их обоих унесёт шторм, от которого не останется ничего, кроме пепла и обломков старых имен.
Помня обо всём этом, он улыбнулся бледно и аккуратно. Именно так, как умеют улыбаться те, кто знает цену не только победы, но и её счета.
– Ты говоришь об охоте. – Спокойно и даже деловито произнёс он. – Но охота должна быть результативной. Нам нужен результат, а не жертвы.
Он уже почувствовал то, как в нём просыпается древняя хитрость, не техника орудия, а мудрость хитреца. Не в силе прямого столкновения – а в умении заставить врага поверить в то, чего нет. Он не стал обсуждать с ней планы ловушек и не стал давать ни одной детали о том, как заманить или ударить. Вместо этого он начал плести другую сеть – сеть доверия, зависимости, мелких привязок, которые удерживают не силой, а пользой.
Он предложил ей определённые варианты, которые выглядели как уступки, но были скорее нитями. Парень собирался учить её тому, что знает сам – не чтобы дать ей оружие, а чтобы показать дорогу, как выходить из тени и не оставлять шрамов. Он подмял под себя ритмы её жизни. Приглашал на работу с системами, давал ей мелкие победы и возможности показать себя – так, чтобы у неё не оставалось убедительного повода для немедленного побега. Параллельно он обращал внимание на то, чтобы сделать её зависимой от новых дел – от задач, которые значили бы для неё больше, чем острый порыв вернуться домой ради расплаты.
Самое главное заключалось в том, что в его словах не было приказа, и в его действиях не было обмана. По крайней мере, в грубой форме. Он не хотел ломать её слишком сильно. Он хотел научить её тому, что бывает положение безысходности. Это была холодная стратегия, но в ней таилась мягкая правда. Легче держать человека рядом, если тот сам видит, что остаться выгоднее, чем уйти. И не в силе – в связях и в новых целях.
Уже потом, глубокой ночью, под тусклым светом лампы, он говорил с ней о звёздах, о старых легендах, со своего мира. А она – о том, какие корабли были созданы для чего, не объясняя, не предлагая тактики. Он предлагал ей быть рядом, чтобы вместе выковать новую судьбу, и в этих
