Фантастика 2025-166 - Августин Ангелов
15 января американский президент Кулидж прибыл на Кубу ради участия в шестой Панамериканской конференции, и жители Гаваны приветствовали его. А через три дня лидер никарагуанских революционеров Аугусто Сандино погиб под бомбами, сброшенными с американских самолетов.
На следующий день подал в отставку министр обороны Германии Отто Гесслер, которого обвинили в растратах. И 20 января его сменил на посту Вильгельм Гренер. И все эти события оставались в центре внимания мировой дипломатии, выплескиваясь на первые полосы ведущих мировых газет до того момента, как из СССР начали поступать новости о мятеже Льва Троцкого.
Как только резидентура иностранных разведок вскрыла и донесла информацию о событиях в Горках до своих работодателей, начались и публикации в зарубежной прессе. И к этому моменту все главные газеты Европы и Америки наперебой обсуждали вооруженный конфликт, вспыхнувший в Советском Союзе между троцкистами и сталинистами. Хотя правительства стран Запада пока занимали выжидательную позицию, не делая по этому поводу никаких официальных заявлений, но, как докладывала наша разведка, Польша и Финляндия уже начали стягивать свои войска к границам с СССР. В Средней Азии сразу активизировались басмачи, устроив несколько новых налетов на селения в приграничных районах с Афганистаном. Да и на Дальнем Востоке за Амуром в районе КВЖД усилились враждебные вылазки. Китайские бандиты пытались терроризировать советских железнодорожников в Харбине и в других городах. И наркоминдел вручил китайскому поверенному в делах дипломатическую ноту протеста из-за враждебных действий против администрации железной дороги. И Чичерин опасался, что дело там идет к прямому военному столкновению с силами генерала Чжан Цзаолиня, который фактически контролировал весь регион КВЖД. Будучи до этого инспектором трех китайских провинций, в июне 1927 года он объявил себя верховным главнокомандующим и главой правительства Китайской республики.
Ознакомившись с международным положением, Политбюро дало задание Чичерину наладить на дипломатическом фронте работу по дискредитации Троцкого и его пособников. Но, на этом заседание не закончилось, поскольку необходимо было назначить нового редактора «Правды». И тут мне нужен был такой человек, который сумел бы стать настоящим «рупором пропаганды», который не просто станет двигать в массы политику партии, а сделает это с изощренностью и напором доктора Геббельса, раскрутив колеса пропаганды гораздо раньше того исторического персонажа, да и пропаганда будет, разумеется, советская, но не пассивная, а агрессивная. Поскольку возникла необходимость немедленно создать настоящий фронт беспощадной информационной войны против троцкистов!
И тут я задавался вопросом: кого же мне выбрать на должность главного советского пропагандиста вместо Бухарина? Пытаясь найти ответ, я перебирал в уме известных писателей этого времени. Горький казался мне слишком прямолинейным и тяжеловесным. Алексей Толстой явно не подходил не столько даже из-за своего дворянского происхождения, сколько в силу настроя более всего на «политический иммунитет». Вернувшись из эмиграции в СССР, он продолжал творческую деятельность, но совсем не собирался становиться советским пропагандистом. Булгаков со своей мистикой, дьявольщиной и обличением всяких мелких Швондеров тоже вряд ли мог подойти на эту роль. Маяковский, как пропагандист, мог бы, наверное, состояться. Вот только этот поэт слишком уж эмоционален. Конечно, он со своими стихами-лесенками, скорее всего, быстро засыпал бы всю страну множеством лозунгов, облаченных в словесные конструкции из авторских неологизмов. Но, со склонностями к азартным играм, к блуду и к наркотикам он вряд ли мог служить примером для рядового советского гражданина. Может, Михаил Шолохов справится? Он же народный летописец, пишет «Тихий Дон». Но неизвестно, какой из него исполнитель получится? А в этом деле нужен именно хороший исполнитель руководящей воли. Пусть даже не слишком умный, но обладающий отменной исполнительностью и работоспособностью, а также свойством переть вперед по трупам врагов. В этом случае фигурально выражаясь, конечно.
И тут мне на ум пришел один вариант. Исполнитель имелся! Да еще какой исполнительный! И этот тип точно будет мне благодарен, если дам ему второй шанс проявить себя. Его же только заставь чего-то делать, так он и лоб расшибет, как говорится! Только теперь он станет у меня не палачом, а моим личным рупором. И я внес предложение:
— Предлагаю назначить исполняющим обязанности главреда «Правды» товарища Николая Ежова из секретариата ЦК.
Молотов посмотрел на меня немного удивленно, но одобрил мой выбор, проголосовав за предложенную кандидатуру. Остальные заседатели тоже поддержали это предложение без всяких возражений, поскольку знали Ежова достаточно хорошо. Все-таки из ЦК человек, свой, понятный, а не с улицы. А справится ли Ежов с новой деятельностью, будет видно уже в самое ближайшее время. Выпуск главной газеты страны прерываться не должен из-за ареста какого-то там Бухарина. «Нет человека — нет проблемы». Так, кажется, говорил Сталин? А Бухарина уже, можно сказать, нет. Ни для коллектива «Правды», ни для остального общества он не существует. Ведь он теперь от общества изолирован, помещен в изолятор на Лубянке. И с ним уже проводятся следственные действия на предмет выяснения схем финансовых афер, проворачиваемых через систему Коминтерна, которую возглавлял Бухарин вместе с «Правдой».
Я подумал, что это за дурная манера такая у советских деятелей занимать сразу по несколько должностей? Пора кончать с этим! Но, тогда следует начинать с себя. А ведь так не хочется! Только что я и сам вкус настоящей власти почувствовал, сделавшись одновременно председателем ЧКГБ и ОГПУ, да еще и генсеком! А тут такая дилемма… Ладно, разберусь, что называется, по ходу пьесы. А сейчас надо срочно ехать в штаб! Пока заседали, курьер принес донесения. Ситуация усугублялась. Роберт Эйхе объявил себя правителем Сибири.
Раскол в стране нарастал. Человек, которого в народе считали главным большевиком, прозвав «Сибирским катком» за беспощадность к врагам революции, Председатель исполкома Сибирского краевого Совета Роберт Эйхе тоже открыто объявил войну центру. Хотя он и уверял в своем выступлении, состоявшемся в Новосибирске, текст которого мне уже передали, что по-прежнему служит делу партии Сталина верой и правдой. Вот только Эйхе, как и Троцкий, заявил, что не признает власть Менжинского в Москве. Впрочем, власть Троцкого в Нижнем Новгороде он тоже признавать не собирался. Во всяком случае, пока так следовало из его заявления.
Эйхе утверждал, что, якобы, хочет сохранить мир в Сибири, не желая ввязываться в новую гражданскую войну. А потому, мол, и объявляет отдельную Сибирскую Советскую Республику, которая не
