Парагвайский вариант. Часть 1 - Олег Воля
Солано кивнул. Коррупция была нормой жизни во все времена.
— Деньги миссии подотчётны, а с этим серебром поступай по своему усмотрению.
— Спасибо, отец. Всё на благо Парагвая.
— И семьи, — добавил Карлос, погрозив пальцем.
(1) В XIX веке в Парагвае использовались старые кастильские меры веса и объёма. Тонелада (tonelada) ≈ 920 кг. Монета в один песо весила 27.5 грамма. Сто тысяч песо монетой это 2 750 кг. То есть примерно три тонелады.
* * *
По-хорошему, Солано следовало подождать готовности миссии в старом доме в Росарио. Но как можно было удержаться и не присутствовать на историческом событии? Как не погулять по Асунсьону, который не забыл ещё власть Хосе Гаспара Родригеса де Франсии? Поэтому в Асунсьон с Карлосом Лопесом отплыл не только Тшуди, но и он сам.
В отличие от натуралиста, Солано высадился не в городе, а на той самой коневодческой эстансии на противоположном берегу Рио-Парагвай, с которой и начался год назад анабазис Франсиско Солано Лопеса. Там пришлось провести целый день. Впрочем, было не скучно. Карл, Рамон и Фелипе устроили маленький праздник в честь «их друга Юджина».
На следующий день приплыл секретарь отца — Доминго Санчес. Он привёз приличную одежду, средства для маскировки внешности и гостя, который представился как Люк Крессол.
— Погодите, — прищурился Солано. — Не вы ли тот самый англичанин, которого парагвайская стража схватила на Бермехо и упекла на пожизненное по приказу Франсии?
— Да, — удивлённо подтвердил гость. — А откуда вы это знаете?
— Передаю вам привет от одного из ваших спутников — дона Симона. Помните такого?
— Конечно! — воскликнул Крессол. — А где вы его видели? Он свободен? Он здесь, в Парагвае?
— Нет. Он сейчас живёт в Лиме. Ему повезло чуть больше, чем вам. Его освободил и отпустил сам Франсия. Я о вас от него слышал.
— Чудны дела твои, Господи!
— Воистину, — чуть скучающим тоном вклинился Санчес. — Уважаемый сеньор Крессол принял назначение главой дипломатической миссии в США. Именно он будет официальным лицом Парагвая в диалоге с властями. А сеньор Юджин Виктор Дебс, — секретарь теперь обращался к Крессолу, — наделён полномочиями по подбору персонала и покупке нужных для Парагвая производств. Его мнение по этому вопросу будет определяющим.
— Да? — с сомнением оглядел Солано будущий начальник. — А вы не слишком молоды для столь ответственной миссии?
— У меня достаточно опыта и кругозора, мистер Крессол, — ответил Солано на английском, а потом добавил на французском, — У вас будет возможность в этом убедиться.
Санчес недоумённо посмотрел на Солано и поспешил добавить:
— Сеньор Лопес целиком и полностью доверяет мистеру Дебсу. У вас совершенно разные задачи. Сеньор Лопес надеется, что вы будете эффективно работать вместе.
— Приложу все силы, — кивнул Солано.
— Несомненно, — почти синхронно произнёс Крессол.
— Да ниспошлёт вам Господь удачу на вашем пути, — подытожил секретарь.
* * *
К третьему февраля Солано выкрасил хной волосы в рыжий цвет и обзавёлся накладной бородой и усами.
«Теперь меня и родная мать не узнает», — размышлял Солано, глядя на результат своих усилий в мутное зеркало в доме директора эстансии.
И она действительно не узнала. Солано близко наблюдал супружескую пару Лопесов перед началом мероприятия. Они оба общались с каким-то лысым, как коленка, доминиканским монахом.
До начала конгресса было ещё несколько часов, и Солано погулял по Асунсьону. Город вызывал разочарование. Это была большая деревня, застывшая между колониальным прошлым и неуклюжими попытками модернизации. Дома, больше похожие на хижины, жались к грунтовым дорогам, которые после дождя превращались в непроходимые болота. Лишь кое-где тротуары напоминали о цивилизации — грубо расколотые брёвна, уложенные вдоль улиц.
При всём при этом город был не так уж и мал. Численность жителей в нём переваливала за десять тысяч. Очень неприятно поразила Солано повальная привычка парагвайских детей к курению. Дымили дети лет с шести-семи. Даже девочки. И никто не обращал на это внимания, воспринимая как норму.
По всему городу были разбросаны хаотичные рынки, где можно было купить и фрукты, и рыбу, и мясо одновременно. Наверное, не стоит упоминать о том, что такого понятия, как санитария, для торговцев и покупателей просто не существовало.
При диктаторе Гаспаре Франсии хаотичный план города переделали под традиционную сетку улиц. Но сквозь эту регулярность местами проступала старая колониальная планировка. Да и по мнению Солано сетка городу не подходила, ибо совершенно игнорировала рельеф, далёкий от плоскости.
Наконец, колокол храма начал бить в неурочное для молитв время и это был сигнал к началу работы конгресса. Собрание проходило в городском «Кабильдо». Небольшой зал с трудом вместил всех депутатов и горсточку избранных гостей. В избранные попал и «мистер Дебс».
Первым с докладом выступил Роке Алонсо. Он отчитался об историческом воссоединении «исконно парагвайских земель» и представил публике депутатов от провинции Мисьонес. Зал аплодировал и генералу, и новым депутатам. А Солано оценил риторику выступления. Типа не мы под шумок захватили спорные территории, а они сами вернулись в родную гавань, как только образовалась возможность.
Следом выступил Лопес, и его речь была куда длиннее. Он отчитался о большой проделанной работе внутри Парагвая и закончил выступление публичными извинениями перед Эми Бонпланом.
— … все эти несправедливости в адрес глубокоуважаемого учёного камнем лежали на наших сердцах, и я от лица всего народа принёс ему письменные извинения и пригласил возглавить вновь создаваемое высшее учебное заведение Парагвая. К великому нашему счастью, высокомудрый учёный принял наши извинения и предложения. И сегодня я горд и счастлив представить вам будущего ректора университета Асунсьона Эме Жака Александра Бонплана!
Под бурные аплодисменты учёный бодро взошёл на подиум и занял место Лопеса, который отошёл, аплодируя вместе со всеми. Сухонький старичок, напоминавший высохший гербарий, преобразился. Его глаза горели, как у юноши, а морщинистое лицо озарила улыбка. Казалось, он впитал в себя энергию зала.
Речь учёного была взволнована, сбивчива и полна оптимизма. Он говорил о науке, просвещении, о нераскрытом потенциале парагвайской молодёжи. Было ясно видно, что он ничего заранее не готовил. Но он пылал энтузиазмом воспользоваться предоставившимся случаем на ниве просвещения.
После того как он закончил, зал снова устроил ему овацию. Хлопки как-то внезапно синхронизовались, и сотни людей били ладошами в такт, подобно одному гигантскому существу. Раскрасневшийся Бонплан раскланялся, как оперная звезда, и уселся на место.
Когда зал успокоился,
