Русская Америка. Сухой закон 3 - Михаил Дорохов

Оп-па! А об этом-то я и не подумал…
— Пусть Давид устроит прослушивания. На мужской и женский голос. А там дальше видно будет.
Ко мне подошёл официант и склонился надо мной:
— Вы — мистер Соколов?
— Да.
— Вас зовут к телефону. Просили передать следующее: «Звоним из офиса. Дело срочное».
— Сейчас…
Выкупить, что ли, это кафе? Мы здесь часто собираемся. Удобное место и для меня, и для моей охраны. Все подъезды и чёрный ход очень хорошо контролируются. А иногда приятнее собираться и обсуждать дела именно тут, а не в офисе, который постепенно превратился в крепость.
— Слушаю! — бросил я в трубку.
— Звонил шериф. Он очень хочет встретиться…
Ну что же. Можно и встретиться с Фэллоном. Прозондировать почву. Раз в Аунего всё идёт как надо. Если бы я знал, как жестоко ошибаюсь…
* * *
Аунего. Дом сенатора Билла Хотфилда.
— Что ты наделал? — орал конгрессмен, мечась по большому залу, как волк в клетке. Он хватал вещи и бросал их в чемодан.
— А что ты предлагаешь? Пустить этих грязных журналюг сюда, под сень истинной веры? — спокойно задал ему вопрос Пророк, восседая в кресле.
— Мне звонили мои компаньоны из Оклахомы. Они следят за новостями! Меня отстранили от дел. И начали расследование! Если бы я сейчас был в Вашингтоне, то уже попал бы на допрос! — кипел сенатор. Нужно бежать! И спалить мои документы к чертям!
— Зачем? — чёрные глаза проповедника следили за Биллом, расхаживающим взад и вперёд по богатому ковру.
— Как зачем? Здесь все бумаги… Всё по рудникам в горах. Вся бухгалтерия. Если за это возьмётся экономическая служба, нам конец! Они узна́ют, что мы уже давно разрабатываем копи на землях мохоков. И поймут, что я проталкивал законопроект об опекунстве только для того, чтобы всё это легализовать! Алонзо не отвечает на звонки. Когда я говорил с ним в последний раз, его вызывали на коллегию судей.
— Успокойся, Билл. Возьми себя в руки, — Пророк устало прижал пальцы к вискам и скривился. У него снова начиналась страшная мигрень.
— Ты дал указание шерифу обороняться? Его люди открыли огонь по репортёрам!
— Всего лишь постреляли у них над головами. Чтобы те и не смели ступать на эту землю.
— Скоро здесь будет вся полиция штата! Агенты бюро расследований! Ты будешь с ними воевать?
— А что ты предлагаешь, Билл? — свернул глазами проповедник и сенатор невольно отвёл взгляд.
— Пусти репортёров. Сделай вид, что всё в порядке! — сказал он.
— Пустить сюда цивилизацию? Ты сам сказал: за репортёрами приедет полиция. Мне самому пригласить в дом божий этих грязных еретиков? Чтобы они начали сбивать мою паству с истинного пути?
— Нужно уничтожить все бумаги!
— Пожалуйста. Мне они не нужны.
— И бежать отсюда! Пока не стало поздно!
— Беги! — усмехнулся Пророк.
— Да ты слышишь меня⁈
Конгрессмен вдруг остановился посреди комнаты. Его глаза округлились:
— Тебе никогда и не нужны были эти шахты и земли, Шульц!
Пророк скривился от нового приступа боли и тяжело вздохнул. А сенатор подошёл к нему, и тыкнул пальцем прямо в лицо, не решаясь всё же прикоснуться к проповеднику:
— Тогда зачем ты помогал мне? Ради этого «Ковчега»? Чтобы я отдал тебе этих людей? Ты — исчадие ада, Шульц!
Пророк неожиданно звонко рассмеялся:
— Ты жалок, Билл! Когда ты согласился на моё предложение, ты просто видел в этих людях средство достижения своих целей. И тебе казалось абсолютно нормальным отдать их мне, чтобы я вознёс их души к небесам! Ты согласился на «Ковчег» для МОЕЙ общины из жадности. А сейчас, когда это потеряло для тебя смысл, когда ты понял, что не получишь своих денег, ты вдруг взялся судить меня? Кого? Меня?
Проповедник медленно встал с кресла во весь свой рост. Он оказался на голову выше конгрессмена. Его голос звучал как раскаты грома:
— Ты просто грязное орудие. Я взял на себя тяжкий грех. Грех общения с тобой. Грех пожатия твоей руки. Лишь потому, что МОЯ община должна была жить, есть и работать, пока они не станут готовы вознестись со мной!
— Долбаный фанатик! — отшатнулся от него Хотфилд.
По спине сенатора пробежали мурашки. Чёрные глаза Пророка сверлили его, завораживая какой-то дьявольской неумолимой силой. Он опять быстро отвёл взгляд и затараторил:
— Я уезжаю. Прямо сейчас! Пока ещё есть возможность. Оставайся здесь, Шульц! Со своими идиотами, верящими тебе! Подумай, как быстро они начнут задавать вопросы, когда полиция начнёт совать им под нос эти газеты? А ведь каждый пятый мужчина тут участвовал в убийстве мохока! Мои связи в Оклахоме передали, что уже даже «Нью-Йорк. Таймс» взялось топить меня! Гардинг, будь он неладен, уцепился за это дело, как бульдог. И уж он-то не упустит такой шанс перед выборами!
Проповедник нахмурился.
— Я сам им расскажу! — злорадно прорычал в сердцах сенатор, открывая резное деревянное бюро с документами, — Твоим идиотам. И пойдут слухи. Будь ты проклят, Шульц! Или, может быть, сказать газетам, что ты оболванил и меня? Загипнотизировал! Нет… не поверят… Оставайся здесь…
Глухой удар слабо разнёсся по залу. Конгрессмен Билл Хотфилд, вытаращив глаза, застыл на месте. А затем медленно завалился набок, рухнув на свой же чемодан. Позади него стоял Пророк, держа в руках кочергу для камина.
Он воздел очи вверх и кротко прошептал:
— Пора принять тебе сынов и дочерей своих в Ковчеге, что единой могилой нам станет. Во имя искупления грехов наших…
* * *
Окрестности Аунего.
Четыре машины полиции, чуть ли не утопая в снегу, подъехали и остановились около припорошённых «Бьюиков». Из первой вылез лейтенант в форменном полушубке округа и поспешил к кучке людей, сбившихся вместе:
— Вы кто такие?
— Мы — репортёры из «Геральд».
— А мы из «Таймс»…
Начальник полицейских недовольно хмыкнул. Его и так направили сюда из самого Нью-Йорка в качестве «авангарда». А тут ещё и газетчики будут путаться под ногами. Он процедил:
— Что вам здесь надо?
— Мы приехали за материалом, а по нам открыли огонь! Одна пуля угодила в фару. Мы тут же отъехали обратно.
— Огонь? — вытянулось лицо лейтенанта.
— Да.
— Да что тут происходит? Так! В сторону! Парни, за мной!