Бутлегер - Павел Барчук
Уже понятно, я реально оказался в 1925 году. Не знаю, как это расценивать. Возможно, мое падение на заброшенной турбазе закончилось гораздо плачевнее, чем могло быть, и я умер. Тогда, пожалуй, не имеет значения, какой сейчас год. Жив и слава богу.
Единственное – хорошо, что двадцатый век. Было бы хуже, окажись я в каком-нибудь средневековье, где все инородное, чуждое и непонятное очень быстро отправлялось на костер. Не факт, что где-нибудь, например, в Европе я смог бы удачно затеряться среди местных.
В любом случае, не вижу причины ныть и рвать на себе волосы. Что случилось, то случилось. Надо отталкиваться от того, что есть сейчас.
Патрик, несмотря на собственную боль и предположительно субтильное телосложение, по крайней мере я видел его в воспоминаниях Джонни именно таким, оказался крепким малым по духу. Как и я, он без остановки продолжал чистить свою «тюрьму», попутно рассказывая о зелёных холмах Ирландии, о сестре, которую надеялся вызвать в Америку, когда устроится в Нью-Йорке, о том, насколько счастливая жизнь ждёт нас на новом месте.
Его слова были единственным глотком воздуха, отвлекающим от кошмарной реальности. Чушь, конечно, редкостная. В том плане, что парень слишком уж романтично был настроен по отношению к Америке и тем возможностям, которые ему светят в Нью-Йорке. Особенно, если учесть, что там его вообще никто не ждёт. У Джованни хотя бы имелся в наличие дядя Винни. У Патрика – абсолютная неизвестность.
Я слушал рассуждения своего нового товарища фоном, как радио. Его любовь к Ирландии и к семье вдохновляла даже меня.
На следующий день Кевин не пришел. Еду нам принёс невидимый человек, присутствие которого я определил по тяжёлым шаркающим шагам. Кто это был, не знаю. Он просто открыл люк, и на ступеньке появилась тарелка с какой-то подозрительной сранью и деревянная ёмкость, которую сложно назвать кружкой. Емкость была наполнена припахивающей тухлятиной водой.
Около часа я мрачно пялился на этот «королевский» обед, пытаясь сдержать рвотные позывы. Потом ещё час уговаривал себя, что на самом деле срань в миске не так уж плоха, а воду можно выпить залпом, если зажать нос. Мне нужны были силы, чтобы действовать. А я именно так и собирался поступить. Действовать.
Не планирую загнуться в этом деревянном ящике, когда впереди замаячила реальная перспектива улучшить свое нынешнее положение. Джованни теперь — мой единственный вариант, мой новый билетик в благополучную жизнь. Поэтому на сегодняшний день главная задача — вытащить нас обоих из дерьма. Имею в виду, себя и Джованни. Ну или себя в Джованни. Не так важны слова и обороты, как сама суть.
На второй день,( смену суток я приспособился отсчитывать по изменению тусклого света в вентиляционных щелях), шаги Кевина снова раздались у моего ящика. В этот раз я сразу определил, что явился именно ирландский мудак. Тоже по шагам, кстати. Они у него были… какие-то предвкушающие, что ли.
Засов грохнул, дверца распахнулась. Свиное рыло Кевина с мерзкой ухмылкой появилось в проёме.
— Ну что, макаронник? Почистил? Или ждёшь ещё порции мандюлей? Так это мы запросто. Я задержался, видишь, какое дело. Но зато сейчас полон сил, чтоб поучить тебя уму-разуму.
Я мысленно усмехнулся. Погоди, дурачок, погоди... Посмотрим, как пойдет наша беседа.
Затем сделал серьёзное лицо, а во взгляде наоборот – позволил появится хитрым искоркам. Нужно создать интригу для Кевина, подцепить его на крючок.
Я все это время ждал одноглазого урода. Ждал и готовился к разговору, который сейчас нам предстоит, о чем Кевину пока не известно. Он наслаждается своей силой, своей значимостью, не чувствует опасности.
Это был тот самый момент, который я просчитывал и продумывал под бубнеж Патрика. Первый этап, способный привести меня в новую жизнь.
Кевин — та ещё тварь, это и ежу понятно, но у него есть один несомненный плюс, за который я готов простить ему все остальное. Он туповат.
Я понял это не только по его свиному рылу, по его поросячьим глазкам, но и по тому, как ирландец наслаждался своей властью над теми, кто слабее. Подобное поведение – самый верный признак отсутствия ума и неспособности думать. А ставка в данный момент была именно на идиотизм одноглазого.
— Кевин...
Мой голос звучал хрипло, но я вложил в него всю силу влияния и... прежние навыки коуча. Опыт, что говорится, не пропьёшь, очень надеюсь, именно он мне сейчас поможет.
В этот момент с ирландцем говорил не восемнадцатилетний Джованни, с ним говорил Макс Соколов. Человек, который не так давно мог убедить дьявола подписать договор об аренде ада за гроши. Да, я споткнулся. Ок. Споткнулся и прямо носом угодил в кучу дерьма под названием Артем Леонидович. Но эта ситуация меня кое-чему научила. Всегда нужно быть на шаг впереди. Всегда нужно быть настороже. И никогда нельзя недооценивать потенциального противника.
Поэтому я искренне надеялся, что Кевин тупой настолько, насколько мне это надо, но для перестраховки имел еще парочку вариантов в голове. На тот случай, если план "А" не сработает.
— Мы оба понимаем, что держать нас тут — пустая трата времени. Только место занимаем, — продолжил я, чувствуя, как взгляд Кевина становится более настороженным. — Особенно когда этот рейс может принести тебе реальную выгоду. Очень реальную выгоду, Кевин.
Я многозначительно замолчал, позволяя ирландецу проникнуться. Он, в свою очередь, настороженно замер, ухмылка сползла с его мерзкой рожи. Кевин явно не ожидал от меня такого тона. По его предложению я должен был, наверное, ползать на коленях, пуская слюни и сопли на пол. Должен умолять снять эту чертову цепь. А тут вдруг – совершенно другая картина – чёткий, уверенный пацан, без малейших сомнений в голосе.
— О чём ты лопочешь, щенок? Какую выгоду? От тебя, грязного вонючего макаронника?
— От моего дяди, — я снова сделал паузу, глядя прямо в тот глаз, который не был затянут шрамом. С тупыми людьми нужно говорить внятно и медленно, чтоб их мозг успевал переработать информацию. — Винченцо Скализе. Он сейчас Нью-Йорке далеко не последний человек. Ты слышал это имя? Ты должен был его слышать. Все мало-мальски приличные люди знают Винченцо
