Последний Герой. Том 5 - Рафаэль Дамиров
Узнал место сразу. Это был тот самый домик, где нас поила чаем лжесмотрительница. Но теперь он был пуст. Только в окно я увидел, как по грунтовой дороге уходит автомобиль — лёгковушка, то ли отечественная, то ли какая-то иномарка старой модели.
«Смылась, гадина», — подумал я, помогая подниматься остальным.
Мы осторожно подняли и вынесли Мордюкова, который по прежнему ни на что не реагировал. Через несколько минут все оказались снаружи. С облегчением выдохнули. Под ногами травка, над головой — ясное небо. Пели птицы, грело солнце. И база отдыха над лабораторией показалась сейчас настоящей.
Пару минут мы просто стояли — измождённые, обожжённые и пропитанные гарью, смотрели в небо, в лес… Живы… и это было главное.
* * *
Кабинет Инженера
Инженер обожал средневековый стиль королей. Даже в полумраке было видно, что кабинет у него непомерно роскошный. Стены обшиты тёмным деревом, массивные панели, словно из старинного замка. На них — старинные гобелены, потускневшие от времени латунные подсвечники и картины в тяжёлых рамах, больше напоминающие иконы, чем живопись. Потолок сводчатый, перекрещенный дубовыми балками, и в самом центре висит кованая люстра, но горят не свечи — электрические лампы под бронзовыми колпаками, дающие тусклый, золотистый свет.
На полу — ковёр ручной работы, с затейливым узором, он глушил шаги и будто скрывал все лишние звуки, витавшие в воздухе. Огромный стол у окна был сделан из дуба, лакированный, с изящной резьбой по краям. На столешнице — всего несколько предметов: старинное пресс-папье в форме львиной головы, серебряная чернильница и канделябр с погасшими свечами. Именно львиную голову и сжали сейчас пальцы человека, сидевшего за столом.
Фигура его тонула в полумраке, но по нервной игре пальцев можно было понять — он был раздражён, хоть внешне оставался недвижимым, будто высеченным из камня.
Перед ним стояли мониторы, выставленные на специальных креплениях, и их чуждый обстановке белёсый свет отражался на столешнице. На экранах картинка — всё, что происходило в подземной лаборатории. Скрытые камеры фиксировали каждое движение.
Вот один из подопытных, тот самый Яровой, убивает чистильщика в помещении крематория: легко, будто игрушку, закидывает его на каталку и отправляет тело в печь. Потом — расстреливает охрану. А в финале — убивает самого Дирижёра, Артура Богдановича Савченко, того, кого Ландер называл «лучшим проектом».
Инженер поразился. Ведь он сам видел Дирижёра в деле. Знал, на что тот способен. И потому его пальцы перестали барабанить по столу, сжались, вдавив в дуб львиную голову пресс-папье.
На мониторах пленные, освобожденные Яровым, один за другим выходили из клеток. Вот камера показывает, как они уже толпятся у лифта.
Рука человека потянулась к компьютерной мыши. На экране открылось новое окно — чёрный фон, ряд кнопок, каждая с подписью. В центре — крупная красная надпись: «Общая ликвидация». Курсор замер, завис на этом поле. Несколько секунд рука будто колебалась. И вдруг курсор медленно ушёл в сторону, на отдельные сегменты. Щелчок. Ввод короткого пароля и следом Enter.
Взрыв. Камера в одном из отсеков погасла. Белый шум. Ещё щелчок, пароль. Ещё один взрыв. Ещё один экран залился рябью. И так — один за другим. Человек не спешил уничтожать всё разом. Он разбирал лабораторию по кускам, как шахматную доску, жертвуя фигурами. Всё рушилось вокруг группы беглецов, но они были невредимы. Будто он играл с ними в кошки-мышки.
Потом Инженер взял телефонную трубку. Позолоченную, со сверкающими камнями. Набрал номер.
— Алло. Это я, — сказал он. Голос скрипучий, хрипловатый, но от этого только более холодный. — У тебя сейчас на поверхности будут гости. Уходи оттуда, Линда. Срочно…
На другом конце линии женщина что-то коротко возразила, но Инженер перебил её жёстко:
— Нет. Это приказ. Не вздумай их останавливать. Их слишком много, ты не справишься. Я не хочу тебя потерять. И потом, один из них нужен мне живым. И только живым.
Голос стал ещё суше:
— Он нанёс мне слишком большой ущерб. Лишил нас профессора Ландера. И он должен поплатиться. Но не жизнью. Его показатели… они… просто восхитительны. Наш препарат и он… они будто созданы друг для друга. И я его найду.
Короткий сигнал — и связь оборвалась.
На другом конце провода женщина стояла посреди домика, где ещё недавно разливала чай по чашкам. Чернявая, средних лет, с волевым лицом. Та самая, что заманила Ярового, Кобру и Мордюкова в западню. Блестящая актриса-самородок. Она умела меняться: в больнице была обычной медсестрой, той, что вколола Дирижёру физраствор вместо галоперидола, помогая ему сбежать. А здесь — смотрительница базы. Верная помощница того, кто сидел в роскошном кабинете. Одна из лучших его людей.
Она положила мобильник в карман и быстрым шагом вышла из домика, направляясь к автомобилю.
* * *
Неделю спустя.
В очередной раз мы с Оксаной пришли в больницу вместе. Шульгин уже почти поправился, то и дело рвался на работу, хоть и выглядел всё тем же лоботрясом.
— Полежи еще, — сказала ему Оксана. — Ты не мог так быстро выздороветь.
— А что мне будет! — кричал он, сияя улыбкой. — На мне как на собаке всё заживает. Не знаю, почему меня здесь все ещё держат. Смотри, Макс!
Он присел несколько раз, причём на одной ноге. И не на здоровой, а на той самой, что недавно была прострелена насквозь.
— Видал? — гордо выдал он.
— Коля, осторожнее! — ахнула Кобра.
— Да не боись, Оксана Геннадьевна! — похвалился Шульгин и снова присел. На этот раз, правда, не ожидавшая таких трюков нога подвела. Он пошатнулся, нелепо взмахнул руками и едва не приложился головой о тумбочку.
Я не знаю, как успел. Стоял в нескольких шагах, но метнулся так быстро, что сам удивился — подхватил его за спину и удержал.
Оксана и Шульгин смотрели на меня с изумлением.
— Ну ни хрена себе, Макс! — выдохнул Коля. — Ты прямо как Флэш!
— Кто? — нахмурился я.
— Ну, быстрый такой… супергерой! — объяснил он.
— Супергерой? — фыркнул я. — Из всех «супергероев» я знаю только Рэмбо, Чака Норриса и Шварценеггера.
— Ха! — оживился Шульгин. — Во первых, они не супергерои, а просто герои, а во вторых — из них только Рэмбо герой, а остальные — актёры.
— Да
