Русская Америка. Сухой закон 3 - Михаил Дорохов

Завидев на улице Манна, вылезающего из своего Мерседеса, Виктор кивнул на него и спросил:

— Ты уверен, что Наки сделает всё так, как ты задумал?

— Вот сейчас и узнаем. Но я не вижу у него причин отказываться. В любом случае нужно решать вопрос Аунего с Наки или без него. Нельзя спускать убийство наших людей. Наши просто не поймут. Я должен показать, что мне важно и моё дело, и мои люди. Тем более, на кону большие возможности и значительные выходы на нужных людей и Оклахому. А производство и склады можно будет организовать в резервации Гайаваты, раз он согласился с нами работать.

— Когда поедешь к вождю?

— Как только сектанты нападут, и мы продемонстрируем силу и решимость.

Мелодичный колокольчик возвестил о том, что приказчик Наки зашёл внутрь просторного зала кафе, обставленного в античном стиле. Он быстро отдал своё пальто и шляпу бою в ливрее, и двинулся к нам:

— Мистер Соколов! Добрый день!

— Добрый. Надеюсь, как и новости, что вы принесли, — любезно пожал я руку Оуэна.

Манн устроился поудобнее и заговорил тише:

— Новости действительно хорошие. Наки согласился подстраховать вас в случае нападок в Нью-Йорке. Насколько это возможно. За то, что будет происходить в Атлантик-Сити и вообще в Нью-Джерси — волноваться не стоит. Там всё схвачено. Как обстоят дела в Аунего?

— Наших людей приезжали «прощупывать». Думаю, в ближайшее время всё произойдёт.

— Считаете, они рискнут?

— Пророк и его секта там уже несколько лет истребляют индейцев. Безнаказанно. И как только создалась вероятность того, что информация об этом достигнет ненужных ушей, инцидент тут же был закрыт…

Я не стал распространяться о личности судьи Абрахама Крауча, который поведал мне об этом. Пока рано. Тем более, я пообещал ему защиту. Вместо этого я продолжил:

— … Какими бы ни были осторожными Пророк и сенатор Билл Хотфилд, эти года расслабили их. Мне кажется, они хотят провернуть там какое-то очень грязное дело. И этот завод им как кость в горле. Он стоит на «нужной» земле. Сначала пропал человек Горского, который поехал туда. Затем наши люди. Теперь они попытались выгнать моих подручных.

Оуэн серьёзно закивал и затем нахмурился:

— Что же… Тогда скажу следующее. Наш… «общий БОЛЬШОЙ знакомый» согласился выступить, когда будет нужно, если это поможет ему в его деле. Однако он будет выступать третьей стороной, которая подхватит скандал с демократами…

Я усмехнулся. На большее я не надеялся. В то, что будущий президент Соединённых Штатов, которого имел в виду Оуэн, лично полезет разбираться с Аунего — не могло быть и речи. Но мне это и не нужно. Главное, что кандидат на пост первого лица Америки публично разгонит шум, прямо с трибуны подливая масло в огонь скандала вокруг сенатора Хотфилда и его приспешников. А если это будет иметь успех, я уверен, что Уоррен Гардинг и сам на волне шумихи начнёт дёргать за дополнительные ниточки. Лезть самому к верховным судьям штата пока нельзя. Непонятно, как и по каким лагерям поделятся интересанты всего это дела. А в управлении полиции ещё нужно точно выяснить — кто выступит союзником. Лучший вариант — столкнуть этот снежный ком с горы и посмотреть из тени — как будут развиваться события.

Я подался вперёд и облокотился на столик:

— Это замечательные новости, мистер Манн. Я рад, что мы пришли к такому результату. БОЛЬШОЙ знакомый не пожалеет, я уверен.

Оуэн довольно усмехнулся и продолжил:

— Главное, что Наки получит его поддержку. Теперь к другим делам. Мистер Джонсон говорил, что вы продемонстрируете мне прототип своего изобретения. Которое будет транслировать радиопередачи из Атлантик-Сити на сезонном фестивале.

— Да. Для этого нам нужно будет проехать на завод. Я покажу — как всё устроено…

Полчаса езды по Нью-Йоркским улицам привели нас на территории моего завода. И там меня ждал приятный сюрприз. В испытательном цеху помимо Давида Сарнова возился Мишка Рощупкин. В компании моего младшего брата Саши и маленькой Анастасии — беглянки из Аунего.

— Алексей! — обрадовался Мишка, — Ты уже вернулся. А дети захотели посмотреть — как работает радио. Я заходил проведать Елену Михайловну и рассказал им про изобретение Давида.

Сарнов стоял рядом и сиял. Видно было, что он волнуется, хлопоча над больши́м ящиком с тумблерами на широкой чёрной панели. По бокам на красном дереве корпуса были искусно вырезаны грозди винограда.

— Александр Афанасьевич прямо расстарался! — расплылся я в улыбке, — Шикарная работа.

Я погладил резные панели. Тёплое дерево приятно ощущалось под кончиками пальцев. Премиум-вариант был сработан на славу.

Мишка раздулся от гордости, будто похвали не отца, а его самого. Оуэн Манн с интересом уставился на радиоприёмник. Анастасия взяла меня за руку и спросила:

— Правда, что много людей сразу смогут слышать отсюда музыку, которую играют в другом месте?

— Правда. А мы сейчас это проверим! Да, Давид?

— Сейчас-сейчас! — заторопился Сарнов.

Изобретатель быстро убежал в соседний зал, где была установлены радиоточки и граммофон. Выглянул оттуда через две минуты и взволнованно дал команду:

— Можно включать! — и назвал частоту.

— Можно я? — вдруг спросил Сашка, просяще задрав на меня голову.

— Давай… Миш, покажи им.

Друг присел на корточки рядом с моим братом и принялся объяснять, как поймать нужную частоту. Они завозились вдвоём с тумблерами. Добавили громкость. Послышалось шипение. Потом из динамика вдруг пробился обрывок мелодии. Ещё немного… И по испытательному цеху разлилась мелодия:

'…Гори, гори, моя звезда,

Звезда любви приветная!

Ты у меня одна заветная,

Другой не будет никогда,

Ты у меня одна заветная,

Другой не будет никогда!…'

Голос Владимира Сабинина проникал внутрь, заставляя всё трепетать. Сердце защемило. Я словно на секунду оказался там, далеко, на родной стороне. И с удивлением спросил у Мишки:

— Ты где нашёл эту пластинку?

— Секрет! — хитро прищурился Рощупкин.

Записанный пять лет назад романс заставил рабочих, что возились в дальнем краю зала, остановиться. На лицах людей появлялись улыбки. Они были свидетелями технического чуда, к которому и сами приложили руку. А родная песня грела душу.

Оуэн-младший озабоченно снял очки и принялся нервно протирать их.

Романс доиграл до конца, послышался треск и вдруг вместо него зазвучал чуть изменённый голос Давида:

— Можно переключиться на другую станцию. Михаил покажет. Дамы и господа, концерт по вашим заявкам.

И засмеялся.

Настя неожиданно попросила:

— Можно я?

— Давай! —