Совок 15 - Вадим Агарев
— Продолжайте, тётя, вы, пожалуйста, не стесняйтесь, вы рассказывайте! — будучи не на шутку заинтригованным и даже не пытаясь уже скрывать своего академического интереса, потребовал я у Паны, — С ваших слов выходит, что мне придётся бок о бок с каким-то монстром служить! А ему, между прочим, совсем скоро еще и пистолет выдадут! Так что давайте, тётя, излагайте всё, как на духу! Кого вы нам в милицию со своей кафедры подсуропили? Повествуйте, пожалуйста, со всеми фактическими подробностями и, желательно, в лицах!
Старая подпольщица, должно быть, по моему виду поняла, что в этот раз за нормами этики ей отсидеться не удастся. И, что сор из кафедральной избы ей всё же придётся вынести. А потом еще и вывалить его к моим ногам без какого-либо интеллигентского стеснения. Неохотно и морщась от собственных слов, профессор Левенштейн начала колоться.
Оказывается, всё, что я предполагал относительно гиперсексуальной активности Антона Евгеньевича Игумнова, в той или иной степени имело место быть. Включая и безобидный товарищеский флирт с симпатичными студентками. А так же флирт, более осмысленный, но уже с преподавательницами. Круг которых, как выяснилось, не ограничивался только лишь историческим факультетом. Однако, как не преминула отметить тётка, выбор его непременно останавливался только на тех дамах, которые помоложе, и которые пофигуристей. Но более всего меня насторожило то обстоятельство, что все счастливые избранницы мсье Игумнова имели одну общую частность. Все они звались Наташами. Со слов Левенштейн выходило, что возраст, рост, вес и цвет волос могли у них быть разными. Но относительно их имён, точнее имени, ассистент кафедры «История КПСС» Игумнов неизменно придерживался завидного постоянства. Все его пассии были Наташами.
Короче говоря, картина радужной уже не выглядела. Мало того, что моральный облик товарища Игумнова оставлял желать лучшего и примером для подражания не являлся, на лицо вырисовывался какой-то странный фетишизм. Но всё это было бы еще полбеды!
— Видишь ли, Серёжа, после завершения летней сессии я, собрала заседание кафедры, — упрямо дотянувшись до пачки, Пана достала из неё папиросу и принялась её разминать, — В общем, всё как обычно. И по уже сложившейся традиции, к нам пришел декан нашего факультета. Профессор Григорян. Эдуард Саркисович Григорян. Он каждый год у нас присутствует при подведении итогов и обсуждении планов на следующий учебный период.
Левенштейн по-пролетарски смяла мундштук «беломорины» «гармошкой» и сунула её себе в рот. Мне пришлось проявить галантность, взять со стола коробок и чиркнуть спичкой. Не дожидаясь дымовой атаки, я встал и, подойдя к плите, щелкнул клавишей вытяжки. Затянувшись, тётка над чем-то задумалась. Потом выпустила дым в сторону вентиляторного шума и неохотно продолжила своё скорбное повествование.
— Как бы это поделикатнее выразиться, чтобы ты правильно понял… — Левенштейн замялась, словно собираясь признаться в чем-то постыдном и очень личном, — Эдуард Саркисович в целом человек неплохой и в нашем институте пользуется заслуженным уважением. Как ученый и как руководитель. Помимо того, что он имеет степень доктора и является деканом факультета, он еще и член институтского партийного комитета. И потом у него прекрасная супруга и двое уже взрослых детей.
Пана снова прервалась, втянув в себя изрядную порцию папиросного дыма. Но заметив мой требовательный взгляд, не стала затягивать с паузой. Выпустив из себя сизую струю дыма, она продолжила.
— Прошу тебя, Сергей! — сосредоточенно нахмурилась тётка, — Отнесись, пожалуйста, к тому, что я сейчас скажу серьёзно и без присущего тебе ёрничества! В конце концов, ты уже давно взрослый человек! Это я к тому, Серёжа, что, как и всякий человек, Эдуард Саркисович тоже имеет свои слабости. И одной из этих слабостей является его личная привязанность к секретарше, работающей в его приёмной.
Проговаривая эти слова, Левенштейн смотрела на меня с таким выражением лица, будто бы это я и есть тот самый сутенёр-сводник. Который случил похотливого профессора Григоряна с аморальной секретуткой исторического факультета.
— Ничего плохого про Наташу я сказать не могу, девушка она не только очень эффектная, но еще и совсем неглупая! Учится у нас на вечернем отделении. На четвёртом курсе. И стоит отметить, что учится она старательно! — сосредоточенная на неприятном для неё разговоре тётка вновь поджала губы, — И, кстати, если верить нашим факультетным кумушкам, взаимности от неё Григорян пока еще не добился!
Выпустив очередную дозу дымовой завесы, Пана бросила на меня торжествующий взгляд. В котором я без труда разглядел глубочайшее удовлетворение от того, что похотливый армянский сатир таки обломался со своими безнравственными устремлениями. Это удовлетворение было с примесью едва заметной стервозности. Которой ощутимо веяло от пожилой высоконравственной коммунистки. Искренне убеждённой, что все советские мужчины страны Советов должны придерживаться строжайшей моногамности. Все без исключения! Особенно, если они имеют счастье состоять в коммунистической партии.
— Пана Борисовна, а можно, как-то ближе к сути? — попытался я сократить лирическую преамбулу, — То, что ваша историческая секретарша Наташа красавица и отличница, это прекрасно. Но меня всё же больше компромат на Игумнова интересует! Сделайте милость, поведайте, чего он такого натворил, что от него так безжалостно избавились? Ну потрогал он барышню за сиську, ну и что с того? За такую безделицу и сразу взашей из института⁈
Покачав головой, Левенштейн усмехнулась и неторопливо забычковала докуренную папиросу. Затем она одарила меня сочувственным взглядом.
— Ну какой же ты после этого следователь, Серёжа⁈ — с сомнением на лице, покачала она головой, — Куда ты всё время торопишься? Когда ты научишься слушать?
Я молча приложил руку к сердцу и покаянно склонил голову. Показывая ортодоксальной большевичке, что безоговорочно признаю неуместность своей суетливости. И что в содеянном искренне раскаиваюсь.
— Упомянутая Наташа не просто красавица, она еще к тому же девушка с манерами и тонким вкусом! — глядя мимо меня, непонятно почему, вдруг глубоко вздохнула Левенштейн, — Одевается очень стильно и я бы даже сказала, немного рискованно. Особенно в жаркую летнюю погоду…
Уже в который раз тётка ненадолго умолкла, но потом всё же преодолев сомнения, возобновила диковинную наррацию о своём необычном ассистенте.
С её слов я узнал, что вечерница, комсомолка и просто красавица Наташа ко всему прочему является еще и непревзойдённой модницей. И, что секретарша исторического факультета почти ежедневно приходит в деканат в новых нарядах. Которые она сама же и шьёт в свободное от работы, и от учебы время. Всеми правдами и неправдами добывая новационные фасоны и выкройки. Чаще всего из
