Пионер. Том III - Клим Ветров
Но одно меня напрягало, сидело занозой в самом мозгу. Общее положение дел. Картина, которая не сходилась. Да, наш вариант, вариант анархической, стремительной революции — а случившееся иначе не назвать, — мог бы быть чистым и правдоподобным, если бы не одно огромное «но». Те самые уходящие за кордон составы. С топливом, пшеницей, металлом и, я был уверен, прочими ценностями, которые пока не афишировались.
Даже если допустить, что в этот раз история пошла по другому, неизведанному пути, то уж очень этот путь был избирательным и… выгодным для кого-то другого. Насколько я помнил, Россия, а уж тем более весь Союз, всегда могла похвастаться огромными, неисчерпаемыми залежами всякого разного добра. От нефти и золота до леса и редкоземельных металлов. Причем в таких количествах, какие ни Европе, ни Америке, ни Китаю даже и не снились. И европейцы за этим добром, этим искушением, вообще раз в сто лет как по таймеру к нам ходили — с мечом и огнем.
Итог тех набегов, в целом, был один и плачевный для захватчиков: уходили, точнее, уползали несолоно хлебавши, оставив после себя пепел и руины. Но сам факт, сама эта многовековая тяга к нашим ресурсам — оставался.
А что если сейчас происходит то же самое, только действуют другим, гораздо более изощренным способом? Что если вся эта котовасия с перемещениями во времени и прочими аномалиями — и есть тот самый новый, высокотехнологичный «набег»? Не на танках и с ружьями, а через временные врата и манипуляции реальностью. Мысль, конечно, бредовая, отдающая дешевой научной фантастикой. Но доля жуткой, параноидальной правды в ней, как мне казалось, все-таки была.
Не получается взять в лоб, силой — берут в обход, используя саму ткань времени.
Глава 22
Внезапно дверь в кабинет с шумом распахнулась, без стука. На пороге, запыхавшийся, стоял один из наших пацанов. За ним пряталась аккуратно одетая женщина лет сорока с обветренным, суровым, не испуганным, а скорее усталым лицом. Типичное лицо советского рабочего-начальника среднего звена.
— Вот, нашел тетеньку, — выдохнул пацан. — Она, говорит, за выпуск составов отвечает. Диспетчер главный. Говорит, за последний месяц пятнадцать составов ушло. В каждом по сорок цистерн. Шестидесятитонных. И это только бензин. Остальное — отдельно.
Я начал механически прикидывать в уме. Пятнадцать составов. Сорок цистерн. Шестьдесят тонн в каждой. Цифры перемножались, складывались, превращаясь в абстрактное, не поддающееся осмыслению число. Тридцать шесть тысяч тонн. Только бензина. Только за один месяц. Только с одного, не самого крупного комбината. В голове это не помещалось. Это были не ворованные вагончики, это был системный, тотальный слив ресурсов.
— Вы ничего не перепутали? — голос мой прозвучал хрипло. Я обратился к женщине, пытаясь прочитать в ее глазах ложь или ошибку. — Может, документы старые? Или это годовой план?
Женщина нахмурилась, и в ее глазах мелькнуло профессиональное негодование. Она выпрямилась, с достоинством отряхнула рукав пальто.
— Обижаете, молодой человек, — сказала она четко, отчеканивая каждое слово. — У меня как в аптеке. Наличность — по ведомости, путевые листы — по накладной, отгрузка — по графику. Плюсик к плюсику, нолик к нолику! Все учтено, все подписано. И цистерн было сорок, и тонн — шестьдесят. Каждая. Так что не сомневайтесь.
— Пункт назначения известен? — спросил я у женщины, стараясь придать своему голосу как можно больше деловитости и уверенности. В голове уже вовсю строились планы, но для их реализации нужна была конкретика.
Женщина лишь усмехнулась в ответ. Её губы, тонкие и бледные, тронула едва заметная улыбка — смесь презрения и удовлетворения.
— Разумеется, — кивнула она, одним чётким, отработанным движением доставая из внутреннего кармана пальто сложенный вчетверо, истрёпанный по сгибам листок бумаги. — Вот, здесь всё написано.
Я взял листок. Бумага была шершавой, низкого качества, с надорванным краем, явно вырванная из учетной тетради. Чернила шариковой ручки местами расплылись, но почерк был удивительно четким и разборчивым.
«Станция „Раздольное“, НПЗ под номером семь три пять дробь семнадцать.»
Я перечитал строку ещё раз, медленно, вслух, будто ожидая, что буквы сложатся во что-то более понятное, в место на карте, которое я знаю.
— А где это? — поднял я глаза на женщину. — Это далеко отсюда?
— Понятия не имею, — пожала она плечами, и в её голосе не было ни капли смущения или сожаления. — География — не мой конёк. Да и в наших краях одно «Раздольное» на другом сидит. Нужно сверяться по карте. У него в столе должна быть подробная.
Я повернулся к директору, который за время нашего недолгого разговора окончательно обмяк и превратился в жалкое, трясущееся подобие человека. Запах дорогого парфюма, которым он, видимо, щедро полился с утра, окончательно перебило резкой, едкой аммиачной волной. Толстяк, судя по всему, не просто струсил, а реально «поплыл», и тёмное мокрое пятно на его дорогих, с идеальной стрелкой, брюках расползалось с неприличной скоростью.
— Что за НПЗ на Раздольной? — спросил я его, наклонившись. — Евгений Алексеевич? Что это за объект?
В ответ я получил лишь бессмысленный, заискивающий лепет и стеклянный взгляд, устремлённый куда-то в пространство за моей спиной.
— Уберите его куда-нибудь, — брезгливо сморщился я, кивнув на него головой одному из своих ребят, стоявших у двери. — В подсобку, в медпункт, не знаю. Приведите в чувство, переоденьте. И пару пацанов здесь, у двери, поставьте. А лучше человека четыре. Чтобы без глупостей. И чтоб никто не входил и не выходил без моего разрешения.
Мысли о том, что делать с теми деньгами, что лежали в сейфе, пока были хаотичными, обрывочными. Сумма, которую я видел своими глазами, была не просто большой — она была оглушительной, нереальной для нашего обшарпанного, полуразрушенного мирка. Но первое и главное, на что они пойдут — как минимум, значительная часть — это зарплата работникам. Все эти люди, от инженеров до рабочих, долгое время уже не видели нормальных, живых денег. Это был вопрос не просто справедливости или благородства, а
