Когда мы вернемся - Борис Борисович Батыршин
— «Заря»? — переспросил он, боясь поверить услышанному. — Это точно? Ошибки быть не может?
— Докладываю, что было в сообщении… — связист пожал плечами. — Пишут, что звездолёт уже на орбите Земли — они прыгнули через «батут» «Лагранжа» и вот-вот отшвартуются у «Гагарина»!
— Ясно, благодарю вас. «Гамов», кажется, отбывает через три часа?
Через три часа одиннадцать минут. — Зурлов сверился с часами на персональном браслете. — Вы что же, собираетесь лететь на нём? А как же подготовка «Ермака» к старту? Меньше трёх суток осталось…
— Мой старший помощник справится, а уж я постараюсь вернуться вовремя. — Данила упрямо наклонил голову. — В крайнем случае, отложим старт на сутки-двое, никакой беды не будет. Вы должны понимать, Владимир Никитич…
— Да-да, разумеется. — Зурлов согласно кивнул. — Столько лет не видели отца, к тому же и Лидия Андреевна спросит… ступайте, я распоряжусь подготовить для вас каюту.
Космический грузовик «Георгий Гамов», названный так в честь знаменитого советско-американского астрофизика, в числе прочих малых кораблей обслуживал транспортную цепочку между Землёй и «Барьером». Насколько было известно Даниле, свободного места на его борту не хватало — особенно сейчас, когда со станции возвращалась домой очередная смена.
— Не стоит беспокойства, Владимир Никитич. — ответил он. — На орбите Земли мы будем часов черед двадцать, как-нибудь переживу, посижу в кают-компании…
И он повернулся к большому панорамному иллюминатору, за которым на фоне усыпанной звёздами пустоты медленно поворачивалось огромное серебристо поблёскивающее кольцо «батута» — того самого, через который ему предстояло спустя три часа и… да, уже десять минут, отправиться домой, на Землю.
[1] Иоганн Карл Фридрих Гаусс(1777, —1855, Гёттинген) — немецкий математик, механик, физик и астроном. Считается одним из величайших математиков всех времён.
II
Отель назывался «Галактика» — об этом сообщала неоновая вывеска, отключённая по случаю солнечного дня. Хорошо хоть не «Космос» или «Звёздная», подумал я, похоже, местная администрация может похвастать некоторым воображением. Здание было знакомо — когда-то, больше сорока лет назад, в нём размещались общежития «юниоров» и сотрудников Проекта. Многим из команды «Зари» случилось тут пожить, а мои родитель даже получили здесь ведомственную квартиру, и я нередко останавливался у них — когда недосуг было возвращаться в Москву, в наше семейное гнёздышко на улице Крупской.
Королёв изменился не так уж сильно — облик, приобретённый ещё в начале восьмидесятых, с футуристической — по тем временам, разумеется, — архитектурой, широкими зелёными бульварами и гигантским тором «батута» на высоких пилонах, который был виден из любой точки города, в общих чертах сохранился. Городские кварталы разрослись, дотянувшись на северо-западе до Пироговского водохранилища улицы в центре стали как будто шире, но главное изменение состояло в новом комплексе зданий Центра Подготовки — туда перенесли и общежития вместе с ведомственными гостиницами, освободив прежнее здание под отель. Стеклянные бруски ЦП и сейчас высились над крышами на Юго-западе, на самой границе Лосиного острова парка, и я мельком подумал — а не отметились ли и здесь природозащитники, протестуя против столь бесцеремонного вторжения космической цивилизации на заповедную территорию парка?
Внутри отель так же почти не изменился — самые значительные перемены были заметны в холле первого этажа. Появились стойки регистрации, кадки с деревьями по углам и возле ведущей на балкон второго этажа широченной лестницы; по мраморному отполированному до зеркального блеска шныряли между людьми четырёхколёсные тележки роботов-носильщиков — об один из них я чуть не споткнулся, едва выйдя из лифта, а ещё раньше заметил такие в зале ожидания на станции «Гагарин», откуда мы отправились на Землю. Информационные табло, экраны, большие картины на стенах — виды других планет, портреты людей в скафандрах — среди них я обнаружил немало знакомых, в том числе и Волынова — и едва сдержался, чтобы не помахать капитану первой «Зари» ладонью. Сколько сейчас капитану первой «Зари», девяносто? Надо бы, подумал я, навестить старика — и не одному, а всем нам, и Юрке-Кащею, и Оле и другим, летавшим вместе с Борисом Фёдоровичем. Если, конечно, застанем его — помнится, в «той, другой» реальности он благополучно дожил до 2023-го года, и остаётся надеяться, что десятилетия, проведённые во Внеземелье, не урезали отпущенные ему природой годы.
Под потолком холла вместо прежней многоярусной хрустальной люстры висело странное сооружение, которое я поначалу принял за макет летающей тарелки, но, приглядевшись, понял, что это аэростат в форме двояковыпуклой линзы — и даже различил висящую под ним на блестящих проволочках кубик гондолы. Бок аэростата украшала бледно-красная надпись «ОКЕАН», и это окончательно вогнало меня в ступор — морская-то тематика тут при чём? Да и сам аэростат представлялся не слишком уместным, скорее уж, тут следовало подвесить макет космического корабля — «Зарю», «Арго», или один из этих, новых, похожих на кубриковский «Дискавери». Или, скажем, обновлённый «Гагарин», чей огромный, сверкающий на фоне бархатно-чёрного космоса россыпью разноцветных позиционных огней бублик, я хорошо рассмотрел, паркуя «Зарю» на околоземной орбите…
* * *
Орбитальную станцию «Гагарин» было не узнать — гигант по сравнению с тем, прежним, довольно-таки скромным по нынешним временам сооружением. Что ж, удивляться не приходится — с тех пор, как металлический бублик начал накручивать обороты вокруг планеты, миновало… больше сорока лет. За это время изменилось всё, включая название — на этапе проектирования станция носила название «Остров». В процессе эксплуатации станция непрерывно достраивалась, появлялись новые отсеки — по большей части, в безгравитационной зоне, в виде пристыкованных к внешнему кольцу секций, совершенствовались системы жизнеобеспечения, менялась вместе с прогрессом в тахионной физике и аппаратура «батута». Однако первоначальная конструкция накладывала ограничения — население станции ограничивалось пятью сотнями, да и «батут», некогда поражавший воображение своими размерами, самый крупный самое крупное из существовавших на момент запуска в эксплуатацию, вдвое превосходя размерами «батуты» Байконура и мыса Канаверал, довольно быстро лишился этот статуса. Напряжённая эксплуатация, как и неизбежные ошибки, допущенные на стадии проектирования — всё же «Гагарин» был первенцем среди подобных объектов — неизбежно давали о себе знать, и уже года за два до отбытия «Зари» пошли разговоры о перестройке станции. В ожидании начала работ «Гагарин» из признанной «орбитальной столицы» сделали транзитной станцией, через которую шло до половины всех грузоперевозок Ближнего Внеземелья; там же установили первые рабочие установки пассажирского Нуль-Т, что произвело настоящую револцию в пассажирском транспортном сообщении. К моменту нашего отлёта обновлённый «Гагарин» существовал лишь в проектах и макетах — насколько я мог судить, один из них и
