Комбриг. Сентябрь 1939 - Даниил Сергеевич Калинин
А уж затем раздавить их гусеницами…
Немцы действовали нагло, нахраписто, опираясь на страх необстрелянных бойцов перед танками — и до поры у них получалось неплохо. Но когда на лобовой броне разбилась бутылка с горючкой, мехвод невольно сбавил ход; герр офицер соображал недолго, после чего быстро приказал:
— Дай малый ход назад.
Мехвод совсем недавно с азартом крутил машину на осыпающихся окопах азиатов — а теперь послушно выполнил приказ командира. Но не успел он пропятиться и метра, как о низ корпуса лязгнула граната — точнее гранатная связка, закатившаяся под днище. Мехвод понял, что произошло, надавил на газ, спасая себя и машину — но неожиданно умелый, расчетливый бросок гранаты с секундной задержкой не оставил ему шансов… Связка рванула под тонким (всего-то пять миллиметров) днищем, выбив передние катки панцера — и прошила ноги отчаянно вскрикнувшего водителя парой крупных осколков, продырявивших броню.
Но разве кто-то мог ожидать столь умелых действий от русского старшины? Впрочем, Фролов и сам ничего подобного от себя не ожидал. Он просто услышал как-то о практике броска гранаты с секундной задержкой, вчера вот попробовал, вроде получилось… А сегодня смог побороть свой страх, пересилил нерешительность — и вторую связку гранат закинул уже на крышку корпуса; глухо хлопнул новый разрыв! Правда, он только оглушил экипаж панцера, не сумев пробить брони — но осколки влетели в смотровую щель мехавода и разбили триплекс, оборвав крик раненого… Кроме того, вспыхнула горючка на лобовой броне, мешая обзору из «двойки» — а старшина, уже нисколько не трясущимися пальцами зажег фитиль на второй бутылке:
— Конец тебе, падаль…
Ярко вспыхнул фитиль, пламя обожгло пальцы — но в горячке боя Сергей не почувствовал боли, рывком выпорхнув из окопа. За ним последовал и Степан, рванув шашку из ножен — вчера он зарубил фрица, и теперь рефлекторно схватился за рукоять надежного оружия, дарующего хоть какую-то уверенность… Открылся командирский люк, наружу высунулся офицер с взведенным «вальтером» — и первым он увидел «козака» с обнаженным клинком. Хлопнули два выстрела, Степан осел на подломившихся ногах… Но уже взметнулось пламя на моторном отделение, а горящая жидкость потекла внутрь, сквозь жалюзи. Яркая вспышка на мгновение ослепила танкиста — а потом вдруг острая боль пронзила его грудь.
И в глазах потемнело, несмотря на разгорающийся рядом огонь…
Закинув бутыль с горючкой на моторный отсек панцера, Фролов рванул из кобуры самовзводный наган лейтенанта Таранца — и дважды нажал на спуск. Первый раз промахнулся — но второй пулей угодил под сердце, смертельно ранив вражеского офицера… Третий танкист слышал выстрелы, но сперва не смог пролезть в люк — мертвый командир перевалился грудью через край. Кроме того, выбираться наружу было просто страшно — ведь в их экипаже не было автомата Фольмера! Это оружие шло на вооружение мотопехоты лишь малыми партиями и только иногда (поштучно!) попадало в танковые экипажи. А с пистолетом много не навоюешь… Из-за собственной нерешительности танкист потерял драгоценные секунды — а потом густой черный дым повалил внутрь боевого отделения. Невольно вдохнув его, заряжающий закашлялся, почуяв, что закружилась голова… Он попытался было выбраться — но оступился, не смог сразу подняться на командирское сидение, чтобы вылезть из люка.
А потом надышавшийся гари танкист потерял сознание…
Это был короткий, ничего не решающий эпизод боя — и, наверное, «взвод» старшины Фролова добили бы другие немецкие панцеры. Однако командир полка дал срочный приказ на отступление — и танкисты, еще не понимая, в чем дело, развернули машины назад.
Но между тем, ход сражения перемалывали другие силы — совсем иного порядка! Во-первых, при охвате «Кортумовой горы» на правом фланге, немецкие танки столкнулись с пехотным батальоном польской пограничной стражи, выдвинувшейся на подкрепление русским. Поляки быстро залегли под плотным огнем пулеметов и автоматических пушек — но с 324-й тут же ударили уцелевшие трехдюймовки, чьи фугасы при точном попадании сносят с погон башни легких панцеров! А осколки запросто дырявят кормовую броню, разбивают ходовую… Однако, пожалуй, это было не самым страшным. Ведь бронепоезд «Смелый», не обнаруженный германскими летунами, выдвинулся на огневой рубеж по сигналу красной ракеты — и обрушил на легкие танки огонь двух гаубиц-соток!
Благо, что экипажу «Смелого» уже довелось повоевать с фашистскими панцерами, и опытные наводчики пристрелялись быстро…
На левом же крыле поля боя показались «бэтэшки» подкрепления. Их первыми заметили экипажи «четверок», только-только подобравшиеся к подъему на высоту — и открыли огонь едва ли не с километровой дистанции… Ударили вроде неплохо, несмотря на значительное расстояние; одну болванку сумели закатить в стык башни и корпуса советской машины. Мгновением спустя башню сорвало с погон и подбросило в воздух мощным взрывом, развалившим танк изнутри… У этой «бэтэшки» боеукладка была полной, с полуторным боезопасом.
Задымили еще два советских танка — но остальные машины, набрав скорость, сблизились с врагом и открыли огонь с коротких остановок. В сущности, танковая «сорокапятка» берет лобовую броню Т-4 также за километр! Ведь без кустарного усиления экипажем (строго запрещенным в войсках!), та составляет всего лишь тридцать миллиметров от силы…
И на сей раз численное превосходство пушечных советских машин было на стороне танкистов 24-й лтбр — пять уцелевших «троек» и «четверок» были расстреляны в считанные минуты. После чего «бэтэшки» Воронина (потеряв, правда, еще одну машину) начали как в тире выбивать пулеметные «единички» и «двойки» за полверсты… И наконец, довершая неожиданный для врага контрудар, в сторону гаубичных батарей и резерва 2-й танковой дивизии панцерваффе полетели две эскадрильи бомбардировщиков «СБ» в сопровождении трех звеньев «ишачков».
Одно из них, заметив крупную группу немецкой пехоты у подножия «Кортумовой горы», развернулось и пошло на снижение…
Заметил «Сталинских соколов» и Фролов; приветствуя летунов, он рефлекторно вскинул кулак вверх:
— Вжарьте им, братцы! Вжарьте гадам за всех нас!
Глава 17
…- Первый налет вражеской авиации наши откровенно прозевали. В бой вступило лишь звено истребительного прикрытия — против авиагруппы германских бомбардировщиков Ю-87 и истребителей, ее сопровождающих. Тем не менее, были сбиты три бомбера и два «мессершмита» — причем последний в ходе воздушного тарана лейтенанта 69-го ИАП Петра Рябцева.
Шапошников
