Ложная девятка. Том девятый - Аристарх Риддер
Григорий Васильевич Романов сидел в своём кабинете на Старой площади, просматривая утреннюю сводку КГБ.
Сводка была стандартной, двадцать страниц машинописного текста, разбитых по регионам и темам. Прибалтика, Украина, Средняя Азия. Диссиденты, экстремисты, неформальные объединения. Романов листал привычно, делая пометки карандашом на полях, пока не дошёл до раздела «Закавказье».
Кафанский район Армянской ССР. Продолжается отток азербайджанского населения. За отчётный период покинули район 347 человек. Общее число выехавших с ноября 1987 года около 3800 человек. Фиксируются случаи угроз, порчи имущества, бытового насилия. Местные органы внутренних дел реагируют недостаточно эффективно.
Романов перелистнул страницу.
Сумгаит. Обстановка напряжённая. Среди рабочих промышленных предприятий распространяются слухи о «зверствах над азербайджанцами в Армении». Зафиксированы случаи антиармянских высказываний на собраниях трудовых коллективов. Отмечается повышенная активность криминальных элементов.
И дальше — сухие цифры, казённые формулировки, бюрократический язык, за которым угадывалось что-то очень нехорошее. Что-то, что пахло кровью.
Романов отложил сводку, потянулся к телефону. Снял трубку, нажал кнопку прямой связи.
— Бобкова ко мне. Срочно.
Положил трубку, закурил. Глянул на часы — девять утра. Чебриков, председатель КГБ, обычно докладывал лично, каждое утро в восемь тридцать. Но Чебрикова не было, угораздило же его именно сейчас лечь в ЦКБ. Какое-то обследование, что-то с желудком. Ничего серьёзного, врачи говорят, но на неделю выбыл. А тут такое варится.
Бобков появился через пятнадцать минут, значит, был где-то поблизости, в здании на Лубянке или в приёмной ЦК. Первый заместитель председателя КГБ, начальник легендарного Пятого управления.
— Вызывали, Григорий Васильевич?
— Садись, Филипп Денисович. — Романов кивнул на кресло напротив, подвинул к нему раскрытую сводку. — Вот это читал?
Бобков сел, бросил взгляд на страницу.
— Читал. Я её и готовил. Ну, не сам конечно, но перед тем как она к вам, а стол попала я всё перепровирл, лично, — со значением добавил Бобков.
— Тогда объясни мне, что там реально творится. Не вот этим вот языком, — Романов постучал пальцем по сводке, — а человеческим. Что за «недостаточно эффективное реагирование»? Что за «повышенная активность криминальных элементов»? Меня интересует механика. Кто, что, зачем.
Бобков кивнул, достал из портфеля папку — толстую, с синими закладками между страницами.
— Я ждал этого разговора, Григорий Васильевич. Подготовился.
Он раскрыл папку, положил на стол карту — подробную, топографическую, с отмеченными населёнными пунктами. Карта Армянской ССР. Красным карандашом были обведены несколько районов на юге: Кафанский, Мегринский, частично Сисианский.
— Начнём с Кафана. То, что в сводке это верхушка айсберга. С ноября оттуда идёт исход азербайджанского населения. Не бегут, их выдавливают. Методично, организованно, квартал за кварталом, село за селом. К концу месяца там не останется ни одного азербайджанца.
— Это я понял. Кто выдавливает?
— Местные. При попустительстве райкома и молчаливом одобрении Еревана. Первый секретарь Кафанского райкома — Арамаис Бабаян. Формально осуждает «отдельные эксцессы», фактически же покрывает. Есть оперативные данные, что его люди напрямую участвуют в кампании. Через посредников, через «патриотов» из местной молодёжи.
Бобков достал фотографию, чёрно-белую, зернистую. Группа молодых людей у сельского клуба.
— Так называемый «комитет защиты армянских сёл». Вот этот Гарик Мкртчян, председатель. Судимость за хулиганство. А этот, рядом двоюродный племянник секретаря райкома.
Романов затянулся, прищурился сквозь дым.
— Демирчян в курсе?
— Не может не быть в курсе. К нему всё стекается. Председатель республиканского КГБ Юзбашян докладывает регулярно. Но Демирчян не принимает никаких мер. Ни одного выговора, ни одного снятия с должности.
— Почему?
— Потому что это часть стратегии. Создать прецедент этнического размежевания. Показать, что армяне и азербайджанцы не могут жить вместе. Армяне из Азербайджана едут в Армению, им же нужно где-то жить. А в Кафане как раз освобождается жильё. Тихий обмен населением.
Романов кивнул. Это он и сам понимал — читалось между строк.
— Теперь Сумгаит. Что там?
Бобков помолчал. Потом сказал:
— Я там был, Григорий Васильевич. На прошлой неделе. Своими глазами смотрел.
— И?
— Город как будто замер. Ждёт чего-то. Знаете это ощущение — когда воздух тяжёлый, как перед грозой? Люди на улицах… не то чтобы враждебные, но настороженные. Смотрят исподлобья. Разговоры обрываются, когда проходишь мимо. Тишина какая-то нехорошая. Неправильная тишина.
Бобков снял очки, протёр стёкла платком, машинальный жест, привычка. Никакой необходимости в это не было.
— Я в этом деле тридцать лет, Григорий Васильевич. Научился чувствовать такие вещи. В Алма-Ате, год назад было то же самое. Такой же воздух, такие же взгляды. Тогда успели среагировать, обошлось. Но ощущение запомнил на всю жизнь. В Сумгаите сейчас — один в один.
Он надел очки обратно, посмотрел на Романова.
— Только там, боюсь, масштаб будет другой.
— Почему?
Бобков достал из папки ещё пачку документов.
— Потому что там готовятся. Если, вернее не если, а когда рванёт, то это будет не «стихия народного гнева», — Бобков усмехнулся говоря эти слова, — а организация.
Он разложил на столе бумаги. Оперативные сводки, фотографии, схемы.
— На промышленных предприятиях города размещают заказы на специфические изделия. Заточенные арматурные прутья — длина от полуметра до метра, один конец заострён. Металлические пики с деревянными рукоятками. Ножи из рессорной стали — широкие, тяжёлые, как секачи. На алюминиевом заводе наш сотрудник, внештатный, обнаружил целый склад, две сотни единиц, аккуратно упакованных в в ветошь. Их еще с любовью перевязали бечевками, тщательно, со знанием дела.
— Оружие?
— Конечно, холодняк. В промышленных количествах. Официально это «хозяйственный инвентарь». Накладные подписаны сразу несколькими ответсветвенными товарищами из предприятий города. А они завязаны на горком.
Романов взял одну из фотографий. Размытый снимок, штабеля металлических прутьев во дворе, частично прикрытые брезентом.
— Это ещё не всё.
Следующий лист. Списки. Отпечатанные на машинке, в несколько колонок. Фамилии, адреса, номера квартир. Напротив некоторых пометки карандашом: «двое детей», «пожилые родители», «муж в командировке».
— Списки армянского населения Сумгаита. Восемнадцать тысяч человек. Кто где живёт, на каком этаже, сколько человек в семье. Кто-то их составляет, кто-то распространяет.
— Это откуда?
— Напрямую из горкома. Списки размножают в машинописном бюро горисполкома. Официально проходит как «учёт населения по национальному составу». Несколько сот экземпляров.
Романов отложил бумаги. Потёр переносицу.
— А что местное руководство?
— Второй секретарь горкома Мелек Байрамова. На закрытых совещаниях открыто говорит, что армянам не место
