Рывок в будущее - Владимир Викторович Бабкин

В общем, еле уговорил их взять символический, по сути, задаток. Будут у меня теперь по кяхтинской цене прямые поставки ко Двору Моего Императорского и Королевского Высочества. Подарил купцам свои термоски с гербами да вензелем. Будет не хуже портрета со мной на партнёров работать. Заодно попробуют чай, какой мне нравится. Может и подберут для такой заварки сорта получше.

– Ну что, Христофор Антонович, – обращаюсь я, подойдя к Миниху, – супруге отрезы выбирали?

– Ей, Пётр Фёдорович, – отвечает он чуть смущённо, – а то она досадует, что на ваши музыкальные вечера ей не в чем выйти.

Улыбаюсь. И в двадцать первом веке проблема знакомая. Женщины мало меняются по своей сути.

– Дело доброе, – констатирую я, – ну что? Ещё раз торг да город обойдём? Или отдохнём и с утра трогаем?

– Притомился я, – отвечает бывший фельдмаршал, – старею, да и что в городе смотреть? Менсуры и кроки мы сняли. А ярмарку и за месяц не обойдешь, только все деньги оставишь.

Возраст у Миниха по советским меркам запенсионный. Почти шестьдесят три года. Но, крепок старик. Его мне даже лечить почти не пришлось после Пелыма. Две недели покоя, отваров витаминных, да бань с разминаниями он, кряхтя, выдержал, а потом включился в работу.

Грузчики наши приобретения в возки уже отнесли, мы же пошли к каретам вдоль правого берега Ницы. Неделю как мы по ней дошли на санях из Тюмени. Завтра уже по Ирбиту возвращаемся к Пышме, а по ней и до Екатеринбурга не так долго. Летом здесь вполне накатанный Ирбитский тракт. Но, зимой случается, что переметает его надолго. На реках же ветер снег сносит, а лед ровный и прочный. Сибирь же. Восемнадцатый век. Малый ледниковый период на исходе. Никакого глобального потепления.

– И всё же, Пётр Фёдорович, каналами Чусовую с Исетью связать, мне кажется надёжней.

Миних, в который раз, возвращается к своей любимой теме. Он всё же больше гидротехник, а не железнодорожник. Впрочем, последних в этом мире ещё толком и нет.

– Христофор Антонович, мы уже не раз говорили, что воды на перевале мало, да и людей в достатке здесь для таких работ нет.

– Вот для рытья и возведения плотин ваши бы паровые машины очень пригодились, – возражает старый инженер.

Пригодились бы, если бы надежными были. Нагрузки там большие. Уклоны опять же. А у меня пока ни нормальных подшипников, ни гусениц нет. В Елисаветпорте вот тягачи день работают, а потом два чинят. А экскаватору тоже для работы рельсы нужна, так их проще и класть уж тогда. Но, полного понимания перспектив у Миниха пока нет.

– Всегда трудно делать что-то новое, Христофор Антонович, – говорю, открывая дверь в возок, – для успеха важно не только знание, но и опыт, первое я вам дам, специалистов в политехникуме вы сами подготовите, а вот такого опыта организации работ и проектирования как у вас у меня нет.

– Спасибо, Пётр Фёдорович, – закрыв дверку отвечает Миних, – я просто ворчу по-стариковски, восемь лет этот проект в голове крутил, привык уже к этим мыслям, но ваш вариант быстрее и дешевле, да и разумен по людям и срокам, если и колея саженная будет, то и струги можно будет возить.

Ан, нет. Корабли-то конечно пути мои потянут. Машины пока большие, чтобы в узкую колею их вогнать. Надо ещё десять-пятнадцать лет. Но, тяжело возить суда будет. Да и весят они, в среднем, половину от массы груза. Габариты к тому же. По высоте. А тут ещё углы поворота большие с такой колеей. По весне нам ещё на самой трассе по перевалу менсуры брать – то есть промеры и съёмку делать, а то может и на две сажени в колее там места нет. Хотя в мои годы по двухпутке поезда российской колеёй ходили. Но, там много взрывали, ровняли, воду отводили. На многое из тех работ у нас сейчас возможности нет.

– Корабли пусть реками ходят, и парусные, и паровые, – отвечаю, – а вам строить стальной путь от Усть-Утки до Тюмени, сие уже возможно, и лучшего первостроителя у меня здесь нет.

Миних улыбается.

– Сделаем, Пётр Фёдорович.

Сделает. У меня в том сомнения нет.

* * *

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ОРАНИЕНБАУМ. 10 февраля 1750 года.

Дети расселись вокруг большого сундука, как вокруг Рождественской ёлки в ожидании подарков.

Собственно, подарков и ждали. И не только.

Две минуты до полудня. На крышке сундука написано: «Моей любимой семье. Вскрыть 10 февраля 1750 года ровно в полдень».

Таша ёрзала на попе в нетерпении. Катя приложила палец к губам, призывая Павлика и Лёшеньку чуть подождать. Хотя и сама ждала какого-то приятного чуда из сундука от папы.

Сказку ждали дети. Волшебство.

Нет, никто не ждал, что из сундука вдруг появится сам папа, но, он же прислал целый сундук! Значит, какой-то сюрприз! Папочка точно ни про кого не забыл!!!

Сегодня у папы День рождения!

Маятник больших напольных часов оттикивал последние мгновения.

Перезвон домашних курантов.

Полдень.

Лина взяла ключ и повернула его в замке. Второй ключ – второй замок. Третий – третий. Не сундук, а словно хранилище с драгоценностями. Хотя, кто знает, с Петера станется.

Тяжелая крышка поднята и аккуратно откинута. Две большие малахитовые шкатулки. Четыре меньшего размера. И деревянные ящики. На каждом имя – «Линушка», «Катенька», «Ташенька», «Павлик», «Лёшенька». На малахитовых шкатулках тоже были имена детей, а на двух больших: «Моей любимой Лине» и «Моей великой Матушке».

Шкатулки тяжёлые. Как затащили сундук Лина видела. Вчетвером тащили. Но, как его доставили за тысячи вёрст? Ох, затейник Петер! Ох, затейник!

Хозяйка Ораниенбаума позвонила в колокольчик. Затем кивнула двум появившимся слугам.

– Всё вытащить и расставить на шкуре.

Те споро принялись за дело и вскоре искомое было водружено на указанное Хозяйкой место. Отпустив слуг, Лина принялась рассматривать подарки от мужа. Пока только сами шкатулки. Все разные. Каждая красива по-своему. И тяжела. Камень есть камень. Малахит.

Красивый камень. Благородство зелёных узоров на нём.

– Ну, детки, кто первый?

Катенька прочла по губам мамы и указала на Лёшу. Мол, младший пусть начинает бал.

Серебряный замок открыт и первая крышка откинута.

Письмо. Чудесные игрушки и предметы. Пусть Алексей ещё маленький совсем, но, папа явно старался. Пусть не всё Лёшенька понимает пока, но, потом, точно оценит.

Лина вскрывает письмо и читает вслух:

– Алексей, сын мой. Я сейчас не рядом, но я с вами всем сердцем. Я вернусь. Люблю тебя. Слушайся маму. Твой