Смутные дни - Тим Волков
Аглая, всё ещё дуясь, отвела взгляд, теребя фартук.
— Всё равно могла бы съездить, — буркнула она. — Не немощная я.
Доктор улыбнулся, покачал головой.
— Верю, Аглая, ты у нас боевая. Но послушай старика, — он подмигнул. — У меня «Дукс» есть, я быстрее домчу, все проще, чем транспорт искать.
Аглая улыбнулась.
— Ладно, Иван Палыч. Только вы там осторожней. Слышала, в Ключе опять неспокойно, после того, что с Анной Львовной случилось такое. Как бы эти бандиты на дорогах не стали на людей нападать.
— Не переживай. Все будет нормально.
Скрипнули двери, в комнату вошел Вася.
— О! Аглая, знаешь ли ты кто к нам сейчас явился?
— Кто? — удивленно спросила та.
— Настоящий талантище! Актер! Василий!
Парень от такого представления застеснялся.
— Ну что вы, Иван Павлович, скажете тоже!
— Правду говорю. Ну, молодец, вчера отыграл Призрака в «Гамлете»! Мне очень понравилось!
Вася покраснел, теребя картуз.
— Спасибо, Иван Палыч. Мы с ребятами старались. Степан Григорьич говорит, если хорошо играть, можно в город на гастроли поехать. Представляете⁈
— Да, про гастроли он и мне говорил.
— Степан Григорьевич говорит, там важные люди будут, богатые. Хотят наш спектакль посмотреть. Степан Григорьич сказал, если жалостливо сыграем, денег дадут — на учебники, на краски.
— Так и сказал? — удивленно переспросил доктор.
— Ага.
— Надо больше трагедии, он так сказал. Люди, говорит, трагедию любят. Чтоб все плакали, тогда денег больше дадут. Он в Комитет какой-то ходил, с Воскобойниковым говорил.
— Жалостливей, говоришь? — сказал Иван Павлович. — Ну, вы вчера и так Аглаю до слёз довели. А что за Комитет, знаешь?
Вася пожал плечами.
— Не, не знаю. Степан Григорич сказал, там важные люди, из города. Может, из думы? Он хочет, чтоб мы их удивили, тогда школе помогут. Учебники купят.
— Учебники — это конечно дело хорошее… — задумчиво проговорил Иван Павлович. — А ты чего пришел? Случилось поди чего? Сердце болит?
— Не беспокойтесь, Иван Павлович! Все у меня хорошо. Я… это… хотел про докторское дело спросить. Хочу, как вы, людей лечить. Можно?
— Все же не передумал?
— Нет!
Доктор, тронутый его искренностью, подвинул стул ближе.
— Конечно, Вася. Спрашивай, что хочешь. Медицина — дело нелёгкое, но благое.
Вася, набравшись смелости, выпалил:
— А как вы узнаёте, что у человека болит? Ну, когда он сам не знает?
— Смотри, Вася, главное — слушать и смотреть. Больной тебе расскажет: жар, кашель, боль в груди. А ты ещё глаза проверяешь, пульс щупаешь, слушаешь, как дышит. Вот, вчера Петракова смотрел, начальника милиции — рана открылась, а он молчал, я по бледности понял.
Вася, широко раскрыв глаза, кивнул.
— А если кровь идёт, как остановить? Я видел, как Глафира бинты кипятит, а дальше что?
— Кровь — дело серьёзное, — ответил доктор. — Кровотечение разное бывает, артериальное, венозное, капиллярное…
Доктор принялся подробно рассказывать, щедро пересыпая свой рассказ научными терминами. Надо отдать должное, Вася слушал внимательно, не отвлекался и запоминал.
— Понял?
— Не все, но… сложно…
— Это ничего. Сложно и мне было в начале.
Иван Павлович потрепал парня по макушке.
* * *
В город Иван Павлович вырвался этим же днем — выдалось пара часов, решил воспользоваться моментом. Заглянул в аптеку, купил всего, что нужно. К Чарушину забежал.
Выгадал все же минутку и забежал на почту. Хоть Фома Игнатьич и не подавал телеграммы по поводу явки владельца денег, но доктор все же зашел — вдруг старик запамятовал.
— Фома Игнатьич, доброго утра! — начал Иван Палыч, отряхивая шинель. — Я опять по тому переводу. Для госпиталя № 27. Не приходил никто, не спрашивал?
Почтальон, водрузив очки на нос, покачал головой.
— Не-а, Иван Павлович, никто не приходил. Прошу не беспокоиться — о вашем деле я помню. Пока никого. Постой-ка, Иван Павлович…
Почтальон, будто что-то вспомнив, хлопнул себя по лбу и полез под прилавок, где в ящике громоздились старые газеты, перевязанные бечёвкой.
— Ты ж говорил про детский госпиталь № 27, так? Еще в прошлый раз, когда приходил сюда.
— Говорил.
— Я это название запомнил, потому что где-то уже слышал. Погоди, сейчас найду… Ага, вот оно!
Он вытащил потрёпанную газету, датированную декабрём 1916 года, и протянул её доктору. «Русское слово», номер за 20 декабря, с заголовком, от которого у Ивана Палыча похолодело внутри. Он развернул лист, и его взгляд упал на статью, напечатанную мелким шрифтом.
Трагедия под Ржевом: Детский госпиталь № 27 разрушен
В ночь на 15 декабря 1916 года немецкая авиация нанесла жестокий удар по окрестностям Ржева. Одной из целей, случайно или нет, стал детский госпиталь № 27, располагавшийся вблизи железнодорожного узла и приютивший сирот, потерявших семьи в войне.
Благодаря отваге сестёр милосердия и местных жителей всех детей удалось эвакуировать до того, как огонь поглотил остатки госпиталя. А вот само здание пострадало основательно — оно было стёрто с лица земли: от деревянных стен и крыши остались лишь дымящиеся руины.
Местные власти сообщают, что госпиталь восстановлению не подлежит. Также известно, что сам госпиталь № 27 прекращает свою деятельность, а сирот разместят по существующим госпиталям.
— Как это? — не смог сдержать удивления Иван Павлович.
Мысли путались. Госпиталя № 27 оказывается уже не существует с декабря 16 года. Сейчас — март. Четыре месяца прошло. А деньги ему шлют. Причем госпиталь-призрак якобы на данный момент перемещенный, то есть временно базирующий в Зареченском уезде.
— Фома Игнатьич, — хрипло сказал Иван Палыч, — эту газету я заберу. И если кто спросит про госпиталь или перевод — сразу мне телеграмму.
— Конечно! А что, Иван Павлович, большие деньги перевели?
— Большие, — уклончиво ответил доктор.
— Ну вы не переживайте, ежели кто и явится, я, как договаривались, сразу телеграмму дам. Память-то у меня — ого! — Он постучал себя по лбу и подмигнул. — А знаете в чем секрет? Золотой корень. Травку сам собираю, сушу. А потом щепотку заварить — и пить перед едой. Очень полезная штука. Хотите, я и вам сейчас
